Ледобой. Круг. Азамат Козаев
будто ложится на рану последний шов. Много ли дел я закончила в жизни? Сколько раз просыпалась раньше солнца и бежала что-то доделывать? Может быть, построила что-то? Нет. Изваяла из глины полезную для хозяйства вещь? Тоже нет. Сшила себе девчачью обновку? Ну хоть что-нибудь?!
«Выучилась махать мечом», – прошептала сама себе. До совершенства, конечно, еще далеко, но все-таки. Больше не стану хранить нашу тайну, но расскажу об этом только Безроду. Он узнает, почему я стала воем и отчего сложилось именно так. Отец не обидится. Сивый должен знать обо мне все, он имеет на это право…
Подхватила тряпку и умчалась на поляну в рассветных сумерках обметать каменного воя от грязи. Вот мое дело! Сама задумала, сама исполнила. Чувствовала себя так, словно в пустую шкатулку для драгоценностей положила огромный сверкающий камень, прозрачный аж до голубизны.
– Ну же… Ну же… – подгоняла себя. – Давай!
Подсохшая земля отваливалась кусками, что сразу не отставало, ковыряла палкой. Потом сунула тряпку в котелок с водой и, не выжимая, провела по глыбе, точнехонько по рубахе каменного воя. С трепетом ждала, серый или красный.
– Красный! – закрыла рот руками и завыла от облегчения. – Красный!
Плеснула из котелка и отчаянно заработала тряпкой. Пять раз бегала на ручей, и к рассвету весь памятник влажно блестел на утреннем солнце, а рубаха изваяния пламенела так ярко, что было видно с дороги. Кусок льна истерла в дыры, и ни крупинки красного на тряпке не осталось.
Протирая глаза, из палатки выбрался Тычок. Зевал, чесался и, едва углядев меня, припустил на поляну, смешно взбрыкивая ногами.
– Ну что? Красное?
Может быть, еще не проснулся, не разглядел ярко-алую рубаху? А может быть, от быстрого бега в старческих глазах расплылись разноцветные круги?
– Красная рубаха, Тычок. Ярко-красная!
Старик проморгался, прищурился, вытянул шейку и едва не носом ткнулся в изваяние.
– Красная! – изумленно прошептал егоз. – Ни пятнышка черного! Чем красила?
– Догадайся.
Старик посмотрел на меня и вдруг попятился.
– Не может быть!
– Может, – кивнула и показала затянутую тряпицей руку.
– Не смоется и не сотрется! – убежденно закивал Тычок.
– Ровно в камень въелось.
– Услышали боги.
Солнце бросило первые лучи в просвет древесных крон, и багровая рубаха вспыхнула.
– Ты погоди, а я сейчас!
Старика будто в зад укололи. Подбежал к палатке, нырнул внутрь и через какое-то время появился. За рукав тащил Безрода. Гарька шла сама.
– Гляди, что мы сделали!
Сивый встал перед изваянием, долго смотрел на каменного воя, и готова поклясться чем угодно – синие глаза подернуло какой-то странной пеленой, которая скрыла меня, Тычка и Гарьку; не было никого из нас, а поляну, залитую кровью, заполонили люди, повозки и окровавленные тела.
– Хорошо ведь? – не унимался Тычок.
Сивый перевел взгляд на