Король Волшебников. Лев Гроссман
две, после чего Бингл велел ему переменить руки.
– Что это за стиль? – спросил Квентин.
– Наличие разных стилей – широко распространенное заблуждение.
– Понял.
– Принципы, которые никогда не меняются – это сила, баланс, упор и инерция. Из них-то и складывается стиль.
Квентин полагал, что разбирается в физике несколько лучше Бингла, но не стал возражать.
Вместо того чтобы практиковать какую-то одну технику, объяснил Бингл, он овладел всеми видами боевых искусств, которые применяет в зависимости от места и обстоятельств. Объединенная метатехника, если угодно. Он долго странствовал по Филлори и другим землям, выискивая монахов-воинов в горных монастырях и уличных бойцов в городских трущобах, прежде чем стал тем, кого Квентин видит перед собой: ходячей энциклопедией боя на мечах. Сколько клятв он за это время нарушил и скольким женщинам изменил, о том лучше не поминать.
Квентин, меняя руки, вспоминал о своей прежней жизни в качестве полупрофессионального фокусника. Закладка основ – всегда самое трудное, поэтому охотников постигать какое-либо искусство никогда не бывает много. Так уж устроен мир: любая наука оказывается не просто труднее, чем ты ожидал, а выходит за рамки всех твоих ожиданий. Чтобы отвлечься, он наблюдал за Бинглом, который теперь крался по палубе, выписывая мечом в воздухе знаки конъюнкции, кельтские узлы и другие причудливые фигуры.
С моря полз моросящий туман, но остров Крайний был уже хорошо виден: скоро они причалят к нему. «Хватит с меня, – решил Квентин. – Надо хоть пижаму сменить на что-то другое, прежде чем отправляться на поиски золотого ключа».
– Все, Бингл, я спекся. – Квентин положил учебный меч на палубу к двум другим. Руки взмыли в воздух, как невесомые.
Боец кивнул, не нарушая своего ритма.
– Когда сможете держать его по полчаса и правой, и левой – скажите мне. – Пройдясь по палубе колесом, он неминуемо должен был свалиться с фордека, но как-то погасил инерцию в последний момент, вонзил меч между ребер воображаемого противника, вытащил и вытер клинок о штанину.
Парой уроков дело, пожалуй, не обойдется.
– Будьте осторожны с моей наукой, – предупредил Бингл. – То, что начертано мечом, не подлежит исправлению.
– Я тебя для того и взял на службу, чтобы ничего не чертить самому.
– Иногда мне кажется, что я – меч судьбы. И она обращается со мной очень круто.
Каково это – быть столь беззастенчиво мелодраматичным? Возможно, даже приятно.
– Знаешь, наше путешествие особой крутизны не сулит. Скоро вернемся домой, в Белый Шпиль, и ты поедешь смотреть свой замок.
Бингл стал лицом к ветру. Квентин в его личной истории был, видимо, лишь второстепенным персонажем, хористом, даже в программке не упомянутым.
– Я больше никогда не увижу Филлори.
Квентина помимо воли пробрало холодом – как будто он и без того замерз недостаточно.
Выше серых береговых скал росла тощая трава, где паслись овцы. Если Дальний был тропическим