Из пережитого. 4-е издание. Юрий Кириллович Толстой
вышлю Вам не ранее 15-го апреля. Деньги вышлю 12–13-го, получаю завтра.
После отсылки всех вещей и денег составлю Вам об этом подробное письмо.
В виду того, что я оставленного им письма не читал, поэтому причину его самоубийства не знаю, могу только предполагать.
По этому неожиданному случаю для Вас, а также и для меня, выношу Вам глубокое соболезнование.
Прошу передать привет Юрочке и надеюсь, что Вы его не оставите и дадите соответствующее воспитание. Должен сказать, что он часто вспоминал о своем сыне и о Вас. Если пожелаете приехать, могу представить Вам все, чем располагаю и оказать полное содействие, а также могу ответить Вам письмом на интересующие Вас вопросы.
С уважением к Вам
г. Магнитогорск, Центральная гостиница, комн. ¹ 191,
Антонин Ник. Иванов.
Для меня ознакомление с этой папкой было страшным потрясением, хотя мне уже было под тридцать. Я места себе не находил. Вначале я хотел ехать в Магнитогорск, встретиться с людьми, которые знали отца, разыскать его могилу, поклониться его праху. Но потом у меня не хватило на это душевных сил. Я так и не поехал. Теперь же, когда с момента его кончины прошло почти шестьдесят лет, это и бесполезно. Все быльем поросло. Прости меня, отец…
Думаю, что мой отец стал жертвой неуверенности и страха, которые в преддверии 37-го года охватывали наше общество. Над ним явно сгущались тучи. Он, видимо, понимал, что дело не ограничится увольнением с работы. Почти уверен в том, что если бы тогда и пронесло, то в 37-м репрессии не обошли бы отца стороной. Его замели бы за одну фамилию. Кстати сказать, почти все командиры производства, которые строили Магнитку, вскоре пали жертвами репрессий, которые особенно усилились после гибели Серго Орджоникидзе. Возможно, что отец решился на этот шаг ради меня, чтобы обеспечить меня какой-никакой пенсией и избавить от клейма сына врага народа. Не исключаю, однако, что мои предположения и неоправданны. Отец был большим поклонником комбината и говорил о нем с нежностью. То, что он был отлучен от дела, которому служил, несомненно, больно ударило по его самолюбию. Не нужно забывать, что ему было всего тридцать лет. А в таком возрасте (да и более позднем) не всегда хватает рассудительности. Но все это только предположения. Мы так никогда и не узнаем, что подвело отца к роковому концу. Скорее, это был комплекс причин, которые сплелись в тугой узел. И развязала его только смерть.
Сравнительно недавно из газетной публикации узнал о том, что 14 марта 1933 года ЦК ВКП(б) принял постановление «Об ответственности служащих в государственных учреждениях и предприятиях за вредительские акты». Не исключено, что мой отец стал жертвой разнарядки, которая во исполнение этого постановления была спущена на места, – ведь нужно было докладывать, что установка принята к неукоснительному исполнению и борьба с вредителями усилена.
Припоминаю встречу, которая произошла у меня незадолго до войны. Со своей бабушкой по линии матери (бабушкой Глушковой) возвращался на трамвае от каких-то гостей, кажется, с Петроградской