Укрощение королевы. Филиппа Грегори
Господню, но и его красоту. Он также сказал, что если вы поведете королевский двор и все королевство к новому пониманию Слова, то станете новой святой.
– Главное, чтобы не через мученичество, – не удерживаюсь я от неловкой шутки. – Только нельзя допустить, чтобы стало известно, что их переводила я. Мое имя и имена моих фрейлин, особенно леди Марии и леди Елизаветы, не должны быть упомянуты в связи с этим переводом. Имена дочерей короля нельзя упоминать ни в коем случае. Да и сама я наживу множество врагов при дворе, если откроется, что я выступаю сторонницей чтения псалмов на родном языке.
– Согласен, – говорит он. – Паписты скоры на осуждение и критику, а вам ни к чему такой враг, как Стефан Гардинер. Значит, этот перевод будет известен только как епископские псалмы. Никому не надо знать, что это ваши исследования дали им жизнь на английском. Мой печатник умеет хранить секреты, да и он знает лишь, что перевод исходит от меня и что я служу при вашем дворе. Я не говорил ему, кто его автор, а он пребывает весьма высокого мнения обо мне. Слишком высокого, я бы сказал, потому что он считает, что именно я сделал этот перевод. Я отрицал это, но недостаточно сильно, чтобы он не бросился на поиски другого кандидата. По-моему, мы можем его напечатать, и вы не будете иметь к нему никакого отношения. Только вот…
– Только что?
– Мне кажется, что это печально, – искренне говорит Дэй. – Это прекрасный перевод, в который вплетены музыкальный ритм почитателя прекрасного, горячее сердце истинного верующего и язык серьезного писателя. Любой человек – и я говорю о любом мужчине тоже – был бы горд издать его под своим именем. Он бы хвастался им. И мне кажется несправедливым то, что вы вынуждены отрицать обладание таким даром. Покойная бабушка короля коллекционировала различные переводы и отдавала их в печать.
На моем лице появляется грустная улыбка.
– Ах, Джордж, – говорю я. – Вы искушаете меня тщеславием, но это не изменит того факта, что ни король, ни какой другой мужчина в королевстве не пожелают учиться у женщины, будь она даже королева. А бабушка короля была превыше всякой критики. Я отдам это в печать, как вы и советуете, и стану радоваться самому факту, что псалмы епископа, переведенные нами на английский, помогут направить паству к церкви короля. Но все должно происходить во славу Господа и короля. И я думаю, что всем нам будет лучше, если они будут изданы без моего имени на обложке. Нам всем будет спокойнее, если мы не станем афишировать свои убеждения.
– Но король любит вас; не может быть, чтобы он не гордился…
Джордж порывается поспорить, но раздается стук в дверь. Он тут же убирает манускрипт. В комнату входит Екатерина Брэндон, быстро кланяется мне, улыбается Джорджу и говорит:
– Король просит вас к себе, Ваше Величество.
Я встаю на ноги.
– Король направляется сюда?
Екатерина качает головой, но не произносит ни слова. Джордж догадывается, что она не хочет говорить при нем, и снова собирает манускрипты.
– Я поступлю