Заповедь любви. Дмитрий Красавин
знаю даже как выразить! – воскликнул я, поднимая руки и как бы обнимая ими весь мир, но через секунду опустил их на колени и с грустью произнес:
– Единственное, что смущает, Алиса не соглашается венчаться. Она считает, что венчание накладывает кандалы на любовь, убивает ее».
– Отказ от таинства венчания – отказ от даруемой Богом благодати. Венчание не создает, а разрушает кандалы. Кандалы отчужденности, слепоты, безверия, – прокомментировал Вася.
– Ты прав, но она не верит в Бога, оттого я иногда печалюсь.
Проговорив в каюте час или около того, мы решили снова заглянуть в буфет, но пораженные внезапно наступившей тишиной, остановились на полпути. Монотонное шлепанье плиц прекратилось. Белоснежная «Крестьянка», слегка накренившись на левый борт, почти бесшумно скользила по поверхности вод, а ей навстречу со стороны Мологи плыл тихий, радостный колокольный перезвон. Мы поспешили подняться на вторую палубу и пройти в носовую часть судна. Там уже собралось множество пассажиров. Спустя какое-то время к нам присоединился и Коля Харитонов, с которым Вася не преминул меня познакомить. Мы с Николаем подошли к моей недавней собеседнице, которая стояла невдалеке от нас. Она представилась Николаю и сказала, что видела его около года назад в Академии художеств на вернисаже. Помимо работ маститых мастеров там были и работы учеников из мастерской Ильи Ефимовича Репина, среди которых ей особенно запомнились этюды Н. В. Харитонова.
Коля учтиво склонил голову.
Впереди по курсу река делала плавный поворот, леса на левом берегу сменились зеленью пашен и пойменных лугов. Колокольный перезвон становился все громче.
Елизавета Федоровна, повысив голос, чтобы быть услышанной, торопилась высказаться:
– В детстве, Николай, я была знакома с вашей мамой. Когда в разговоре с капитаном узнала, что вы тоже едете этим пароходом, решила непременно найти вас и, если не будете против, заказать свой портрет. Увидев этого молодого человека, – Елизавета Федоровна повела рукой в мою сторону, – подумала, что это вы. На нем точно такой темно-синий сюртук, какой был тогда на вас, и рост, и сложение у вас схожи. Но лица… Особенно глаза. В ваших чувствуется сила, непреклонность воли. В его – робость и мягкость.
Смущенная нашим молчанием, Елизавета Федоровна на миг остановилась:
– Это ничего, что я так много болтаю?
Мы с Васей неопределенно пожали плечами. Что здесь отвечать?
– Продолжайте, продолжайте, – ободрил ее Николай.
Она стала рассказывать о своем сыне, воспитаннике Морского училища, о ждущей ее в Мологе маленькой дочери, о болезни мужа и невозможности им быть вместе.
Впереди открылся обширный вид на раздольно, версты на четыре, раскинувшийся на высоком волжском берегу город Мологу. Сверкающий куполами церквей, окутанный нежной зеленью молодой листвы, он притягивал взоры путешественников обещанием радости и покоя. Пространство реки у подножия города было заполнено лодками. Колокола гудели во всю мощь. Как бы отвечая