Игра. «Не спеши узнать чужие секреты…». Екатерина Павлова
природе, – улыбнулся он мне хищно.
– Просто Поль всегда хотел слышать мое мнение относительно того или иного полотна. Когда часто смотришь на картины, приходится много думать и о мыслях автора, и о персонажах, и о человеческой сущности вообще. Это хорошая школа.
– Не знал, что ты так глубоко окуналась в работу своего супруга.
– А Вы думали, я только вела учетные книги и составляла каталоги и описи?
– Честно говоря, полтора года назад я думал, ты вообще была не посвящены в его дела, – ответил Леонардо с каким-то нежеланием и тягостью в голосе.
Мне хотелось сказать, что увязла в них по уши, и сама была соучастницей многих преступления, но говорить это было не разумно, и я промолчала.
– Мы все часто неправильно понимаем картину происходящего. Взять, например, дом, в котором я живу. Один несчастный случай, или просто обыденная смерть, которая могла произойти в любом другом месте, а люди уже начинают говорить об этом. История следует от одного к другому, обрастает подробностями, и вот уже дом считается проклятым.
Он улыбнулся.
– В Венеции много говорят. Это как большая деревня. Жителей мало, в основном приезжие. Каждое новое лицо, знакомое с местным жителем – это повод поговорить. Я уверен, что через некоторое время тебя станут считать моей любовницей.
– Думаете? – улыбнулась я.
– Несомненно.
– Лучше пусть я буду музой. Это – более поэтично, – пошутила я.
Он тоже заулыбался, и опять хищная улыбка заиграла на его загорелом лице.
– И это возможно. Ты похожа на ангела, завораживаешь красотой, – он впивался своими глазами в отражение в воде и говорил без тени фальши. – Только глаза у тебя гипнотические, затягивают внутрь как бездна. Невозможно оторваться.
Я перевела взгляд на окружающее вокруг.
– Вы здесь известны?
– Это в порядке вещей, – пожал он плечами. – Меня даже в газете печатают время от времени на страницах светской хроники.
– Правда? – улыбнулась я нисколько не заинтересованная.
Он кивнул в подтверждение.
– Имеете определенный вес?
– Не то чтобы… Скорее, стою особняком, – усмехнулся Леонардо.
– У Вас много друзей здесь? – просто так спросила я.
– Нет, я по натуре затворник, мало с кем общаюсь. Ванда – это моя семья, а все остальные, просто знакомые, отношениями с которыми я мало дорожу. Ты, наверное, меня понимаешь. После смерти мужа, – тише добавил он, – ты тоже захотела уехать подальше от всего.
– Но Вы не уехали.
– Я сменил пристанище. Сначала слонялся по Италии, потом работал во Франции. Я в Венеции поселился снова спустя пять лет после ее смерти. – тихо произнес Леонардо, погрузившись в воспоминания.
– Как ее звали?
– Анна, – тихо ответил голос, в котором звучали ноты горечи и тоски.
– Ванда сказала, что она была очень красивая женщина, и вы