Игра. «Не спеши узнать чужие секреты…». Екатерина Павлова
улыбнулся он мне.
Я улыбнулась в ответ.
– Удивительно как Вы способны рисовать без натуры.
– На то мы и художники.
– Вы держите картинку в памяти до мелочей?
– Она всегда у меня перед глазами.
– Она?
– Женщина.
– А-а, Ваша чарующая муза.
Он снова улыбнулся, упираясь глазами в холст. Я смотрела, как он легкими мазками создает что-то ему одному ведомое, и не могла оторваться, техника его движений меня просто заворожила. Кисти рук были тонкие и сильные, уверенно работающие с кистью и бережно держащие ее в руках. Скорее всего, из-за этого у большинства моделей возникают эротические фантазии, связанные с художниками. Они представляют, что подобные руки скользят так же нежно и уверено по их телу.
– Почему ты бросила живопись? – вдруг спросил он.
– Я не бросала, – отвечал неуверенный голос.
– Но ты не рисуешь.
– Иногда. Очень редко.
– Почему?
– Я не… не знаю.
– Муж на этом настоял?
– Нет. Он был здесь ни при чем.
– Зачем бросать любимое дело? Ты так долго этому училась…
– Мои картины не пользовались особым спросом.
– Несостоятельность, – тяжело произнес он, думая, что нащупал цель. – Но ты ведь художник! Как и я. Это вечно в нас, и мы оба знаем, что сдаваться нельзя.
Я пожала плечами.
– К тому же, после замужества ты могла не думать о деньгах.
– Меланхолия иногда страшнее безденежья и отчаяния.
– Меланхолия?
– Разве Вам не было свойственно депрессивное состояние, когда умерла Анна?
– Да, – тихо ответил он.
– И рисовать тогда совсем не хотелось. Не было смысла.
– Да, но я взял себя в руки.
– Как скоро?
– Прошло много времени. Поэтому я и говорю, что нельзя отчаиваться. Надо снова начать жить и творить. Тем более, сейчас, после случившегося с Полем, надо переключиться на живопись.
– Я это, от части, и делаю, – ласково произнесла я, – Только лечу себя Вашими работами.
Он улыбнулся.
– Мне все-таки кажется, что снова начать писать тебе пойдет на пользу?
– А… не знаю, может быть.
– Хочешь, я помогу тебе первое время вспомнить основы.
– Спасибо, – говорила я, абсолютно не собираясь снова садиться за мольберт.
Я взяла очередную картину и опять застыла. На ней оказалась снова та женщина с каштановыми волосами, вовсе не Анна. Она лежала уже в другой позе, еще более вальяжно, чем на предыдущем полотне, но ее глаза и все остальное не давали мне покоя. Я продолжала работать, а сама пыталась понять, кого мне напоминает натурщица. Может, какую-нибудь актрису? Нет, не то! Или знакомую? Возможно, но кого? Столько страсти и огня желаний в охряно-красном фоне, который будто руки любовника ложился на ее нагое тело и обнимал, заглушая и смешиваясь с истинным цветом ее кожи и волос. Откуда я знаю эти волосы,