Бомбилы Белокамня. Андрей Смирнов
и по одинаковой книжке, назначение которой всем осталось неизвестным, поскольку внутри были всё те же неизвестные иероглифы.
– Кажется, нас снова собираются чему-то учить, – пожал плечами Фетисов.
– Или будем чистосердечные сейчас подписывать! – хмыкнул Сипа.
– Слышь, испанец! – повернулся к Черепанову Рыков. – Так ты Рико, или как?
– Рома, – буркнул тот. – Русский.
– А зачем нам врал?
Ответить киллер не успел, поскольку Брехло снова застучал указкой, призывая всех к тишине. Четыре пары глаз устремилось к магу, который показывал всем, что необходимо открыть книгу на первой странице. Послушно раскрылись учебники, и всем на глаза попался рисунок какого-то фрукта, который смутно напоминал всем персик или…
– Абрикос? – предположил Черепанов, разглядывая картинку. – А это, стало быть, такая буква «А».
– А! – согласно кивнул маг, показывая, что киллер правильно расшифровал значение символа.
– Едрить! – воскликнул Сипа. – Да это же азбука! Он хочет учить нас местному языку и грамоте!
Снова загрохотала указка, и заволновавшиеся было пришельцы вынуждены были замолчать, с опаской глядя на лектора, который начал что-то писать на доске.
– Мне снится иностранная школа! – прошептал Фетисов, качая головой. – Словно мало мне кошмаров было про мою родную академию, ё-моё!
Снова грохот указки. А потом последовал долгий, нудный и подробный разбор всех букв и звуков, которые Брехло воспроизводил с ослиным упорством, упрямо заставляя своих подопечных заучивать всё вместе с ним. Когда кто-то из студентов начинал ныть или ерепениться, то указка в руках мага оживала, и легко вытягивалась до лба капризника, больно огревая его до звёзд из головы, соплей из носа и слёз из глаз, отчего дальнейшие пререкания быстро прекращались. Попытка нерадивого Сипы бросить в лектора козявкой окончились тем же самым результатом, отчего зэк лишь ещё больше воспылал жаждой мести своему учителю-мучителю. Мучительно долго тянулись часы, а Брехло никак не хотел делать перерыва или отпускать своих студентов на отдых. Перекусов, туалета, и всего прочего так же не полагалось, как и сна. Но все ученики с удивлением обнаружили, что им вовсе и не хотелось пить, есть или отдыхать, словно они и не занимались вовсе.
– Чудеса! – хмыкнул Рыков, старательно посыпая пергамент песком, чтобы чернила на нём застыли быстрее.
– В решете, – хмуро кивнул Сипа. – Я отбываю повторный срок за партой против своей воли. Беспредел!
– А ты хоть один срок отбывал по своему желанию, зэчара?
Снова требовательный стук указкой по кафедре. Не желая получать от неё же новых шишек, все спорщики замолкают, глядя на новую картинку и руну в книге. Как бы то ни было, но вскоре с букв и слогов, студенты переходят к словам. Всё новые и новые картинки с текстами мелькают перед глазами, всё новые и новые заметки оказываются записанными в чистые свитки, и всё дальше и упорнее