Двенадцатая ночь. Вильям Шекспир

      ОРСИНО. Гармонией питается любовь,

      Поэтому играйте, чтобы страсть,

      Наевшись до отвала, умерла

      От пресыщенья. Вот он, тот мотив,

      Те звуки, ниспадающие нежно

      Мне прямо в душу, – точно теплый ветер

      Фиалкам возвращает луговым

      Украденный у них же аромат.

      Ну, хватит, надоело! А когда-то

      Я эту песню слушал без конца.

      О дух любви! Бодришь ты и пьянишь,

      И, словно океан, вбираешь все.

      Но мигом все меняется в тебе:

      И ценность подвергается уценке,

      И нечто превращается в ничто.

      Настолько чудны образы любви,

      Что лишь воображение чудесно. —

      Что, Курио, тебе?

      КУРИО. Вы на охоту

      Сегодня собираетесь, милорд?

      ОРСИНО. Не знаю.

      КУРИО. Затравили бы оленя…

      ОРСИНО. Я сам затравлен – самому себе

      Кажусь животным этим благородным.

      В тот дивный миг, когда глаза мои

      Оливию увидели впервые,

      Целебным ядовитый воздух стал,

      А я – оленем. С той поры меня

      Мечты мои, как бешеные псы,

      Немилосердно гонят.

      Как дела?

      Что говорит она?

      ВАЛЕНТИН. Милорд, простите,

      Меня к ней не пустили, но служанка

      Ответила мне так: лица графини

      И воздух не овеет до тех пор,

      Пока семь раз не сгинет летний зной.

      Удел ее: монашеский платок

      И темные покои, где она

      Солеными слезами истекая,

      Почившего оплакивает брата,

      Чей образ будет вечно молодым

      В ее печальной памяти хранится.

      ОРСИНО. Какое сердце! Дивное созданье!

      Уж если брату отдает долги,

      То как она полюбит, если в ней

      Все мысли посторонние сожжет

      Любовью золоченая стрела;

      А сердце, мозг и печень – три державы,

      Исполненные девичьих достоинств,

      Один король захватит. – Выйдем в сад,

      Где и меня, и мой любовный хмель

      Заворожит цветочная постель.