Щитом и мечом. Дмитрий Дашко
императорского величества и по совместительству дочку главы Тайной канцелярии. Ради встречи предок был готов на всё, даже на многочасовое действо, из описания коего следовало: «После первого акта сатиры, огородники и огородницы танцуют изрядный балет, второй акт закончится преизрядным балетом, сделанным по японскому обыкновению, в конце более ста человек сойдут с верхния галереи сего великолепного строения и станцуют при слаженном пении действующих персон и играющей музыке всего оркестра приятный балет, которым кончается сия главная опера».
Насколько я понял, балет ещё не выделился в качестве отдельного вида искусства и шёл в «нагрузку» к опере.
Своими силами итальянцы бы не обошлись, элементарно не хватало людей. Но выход отыскали быстро: церковные певчие Придворной капеллы вошли в состав хора, а роль кордебалета досталась кадетам Шляхетского корпуса. Будущие офицеры с удовольствием тянули ножки не только на плацу, но и у балетного станка, и с превеликой охотой исполняли всяческие антраша.
Как и следовало ожидать, народу на представлении было битком. Съехался весь цвет Петербурга, вся знать. Покуда Иван вертел головой, отыскивая зазнобу, я высматривал того, ради кого, собственно, и состоялся сегодняшний культпоход. Места нам подобрали что надо, отсюда открывался изумительный вид… не столько на сцену, сколько на Карла Бирона – старшего брата могущественного фаворита императрицы.
Я знал, что у него на коленях лежат дощечки с именем Барбарелы – смазливой итальянской балерины, ученицы Фузано, примы балета. Прочие танцовщицы были страшнее смертного греха, особенно по нынешним российским меркам: мешки с костями, тощие, изнуренные, с впалыми щеками и отсутствием даже намёка на грудь. Рубенс, глядя на них, удавился бы с тоски. На фоне этих скелетов во плоти обладающая аппетитными округлыми формами Барбарела, на чьём прехорошеньком смуглом личике всегда красовалась улыбка, а зубки казались сделанными из фарфора, смотрелась секс-бомбой. А если добавить вызывающие наряды всех тех прекраснодушных огородниц и пастушек, партии которых она исполняла, то, как она сверкала глазками во время танца, её грацию, молодость и свежесть – неудивительно, что сия бомба подорвала немало мужских сердец, принадлежавших столпам Российской империи.
Очередной мишенью итальянской звёздочки стал Карл Бирон. Этот «старый солдат, не ведавший слов любви», фактически инвалид, пал к её ногам. Осталось аккуратненько переступить через него к следующей самой важной ступеньке – Эрнсту-Иоганну. Барбарела знала толк в женских чарах, а фаворит явно был не святой.
Заиграла музыка, раскатисто грянул хор. Глотки у придворных певчих лужёные, пушечную канонаду за пояс заткнут. Началась опера. К счастью, накал страстей быстро пошёл на спад, уши закладывать перестало. Солисты в пышных одеяниях и масках затянули что-то своё, хоть и итальянское, но совершенно не походившее на мелодии и ритмы Сан-Ремо двадцать первого века.
Моё чувство прекрасного вошло в резонанс с тем, что творилось на сцене. Судя по