Механизм Пространства. Генри Лайон Олди
– дюжина, как на подбор. И, конечно, пистолеты, братцы-»жилетники».
Система была новая, непривычная – с отвинчивающимся стволом для более удобной зарядки. Хозяин оружейной лавки, учуяв денежного клиента, пытался всучить «изделия» с позолотой, с гравировкой-орнаментом, только не на того напал.
– Украшают подарки возлюбленным, – сказал Торвен хитрецу. – Оружию к лицу чистая полированная сталь. Желательно – дамасская.
Крышка с бронзовой бляхой «Prelata a Paris» опустилась на место. Времени оставалось достаточно, и Зануда решил завершить некоторые дела. Пистолеты – пистолетами, а порядок должен быть. Рука метнулась к гусиным перьям, ждущим в деревянном стаканчике.
Чернильница вздохнула: сейчас начнется. «…Вынужден послужить своей чести, которая дороже для меня, чем трижды постылая жизнь…» Старушка ошиблась – Торбена Йене Торвена интересовали вещи иного рода. Какие именно, чернильнице, коренной парижанке, понять было мудрено. Зануда писал на родном датском, по давней студенческой привычке сокращая слова и сминая фразы.
«Шевалье Огюст. Соц. Рев. Бунт. Баррикады. Брат – в тюр. Друг Галуа. Приятель Тьера. Ненавидит полк. Э. Считает уб. Галуа. Нелогично. Оговорили? Встреча Шевал. с полк. Э. сегодня, в Бул. Цель – объясниться. Опасно? Опасно!»
С молодым человеком, отрекомендовавшимся как Огюст Шевалье, довелось познакомиться почти месяц назад – случайно, в кабачке «Крит». Здоровяк-южанин, скорее похожий на грузчика, чем на социалиста-баррикадника, взвалил на себя тяжкий груз мести – и, похоже, был готов надорваться. Вначале Зануда счел ситуацию легко разрешимой. Навел справки, задал ряд вопросов кому следует. Друг Эвариста Галуа, судя по добытым сведеньям, оказался парнем неплохим, хотя и чрезмерно революционным. Жаль, если свихнется на почве мщения. Куда лучше свести их с полковником – уладить конфликт, охладить горячую голову…
Пока готовилась встреча, Шевалье по средам и субботам заходил в «Путеводную звезду»: справиться о ходе дела. И каждый раз, выясняя, что свидание откладывается, нервничал все больше. Мрачнел, замыкался; кипел от подозрений. Даже обвинил Торвена в чем-то плохо понятном, но непростительном – то ли саботаже, то ли заговоре. Молодой человек вызывал у Зануды симпатию, но ждать «мсье социалист» не умел категорически.
Его волнение странным образом передалось Торвену. Началась бессонница, возникла раздражительность. У гостиницы мерещились соглядатаи. В любом прохожем виделся шпик. Кто ж его знал, что все кончится покупкой пистолетов?
Перо замерло в воздухе, ожидая продолжения. Заточенное, раздвоенное, как жало змеи, острие повисло над словом «Опасно». Дрогнуло, провело длинную черту; заскользило вновь – ниже обозначенной границы.
«Николя Леонар Сади Карно…»
Главное поручение Королевского научного общества, приведшее датчанина в Париж, тоже вначале казалось простым. Торвен вздохнул. Пора выводить новый физический закон делопроизводства: «Дела при прочих равных условиях идут по пути наибольшего сопротивления».
Увы!
«…сын