Женщина из шелкового мира. Анна Берсенева
поцеловал в нос. В этой их быстрой общей ласке было еще больше очарования, чем в Женькином смехе, хотя, когда она смеялась, больше уже, казалось, было некуда.
– Ну, не будем вам мешать, – сказал Альгердас, вставая.
– Вы нам не мешаете, – засмеялась Женька. – Ой, Герди, может, ты мне поможешь с курсовой, а? Через три дня сдавать, а я зависла совершенно.
Смех у нее был просто серебряный.
– Ну давай, – пожал плечами Альгердас. – Только я в ваших архитектурных делах не очень разбираюсь.
– Да там ничего особенного! – воскликнула Женька. – На самом деле обыкновенный дизайн. Я тебе текстик сброшу, ладно? Сильно грузить тебя не буду, я же не зверь. – Она опять улыбнулась своей открытой улыбкой. – Глянешь и скажешь, про что мне дальше писать.
– Ладно, – кивнул Альгердас.
На улице уже стемнело. Ноябрьский вечерний мороз ущипнул Мадину за уши.
«Валяная шапка не помешала бы, – подумала она. – Можно и с бубенчиками».
Ей теперь в самом деле казалось, что она вполне могла бы носить такую же смешную шапку, как у Женьки. Все было возможно в этом легком городе, в этом пронизанном веселыми огнями сумраке, в этой счастливой жизни, которая все длилась и длилась и не собиралась уменьшаться в своем счастье…
– Никита давно знаком с Женей? – спросила Мадина.
Ей хотелось понять, долго ли могут продолжаться такие чудесные, такие чувственные и вместе с тем легкие отношения.
– Да сколько и со мной, – ответил Альгердас. – Ну да, почти столько же. Мы с Нэком месяц были знакомы, а потом Женька появилась. Он сразу преобразился, – хмыкнул он. – Одеваться стал по-другому, стричься. Даже походка изменилась. Вообще совершенно иначе стал выглядеть.
– Моложе? – спросила Мадина.
– Нет, не сказал бы. Даже наоборот: возраст стал заметнее. Не моложе, а бодрее, живее. Алертнее. Ну, и образ жизни изменился, конечно. Крышелазаньем вот увлекся. А то, говорит, раньше, кроме работы, только спать успевал, больше ни на что ни времени, ни сил не оставалось.
– Они вместе живут? – спросила Мадина.
Правда, она тут же сообразила, что Никита и Женька встретились в кафе не так, как встретились бы люди, которые расстались несколько часов назад в общем жилье.
– Да нет, у него же семья. Или он от жены ушел уже? Да, кажется, уже ушел.
Альгердас сказал об этом так, словно уход от жены разумелся сам собою и дело было только в сроках. Как к этому относиться, Мадина не знала. С одной стороны, конечно, жаль Никитину жену, но с другой – ее существование кажется таким призрачным, таким каким-то маловероятным, когда видишь искреннюю, совсем юную нежность, которая связывает Никиту и Женьку…
Клуб, в котором они встречались с Никитой, находился на Ленинском проспекте, неподалеку от дома, и они пошли пешком.
Мадине нравилось причудливое кружево старых переулков в центре, где-нибудь возле Чистых Прудов, но не меньше нравился ей и размах широких московских улиц – проспекта Мира, Ленинского, Кутузовского. И вечное их оживление, ночью