Дышу тобой. Марина Кистяева
же, как и голос.
– Ты же пьешь без сахара? – Лена выжидательно приподняла левую бровь.
– А сейчас хочу с сахаром…
Пока подруга громыхала посудой на кухне, а делала это она сознательно громко, выражая протест сложившейся ситуации, Дарья собиралась с мыслями.
Сейчас она находилась в доме, где ее любят и никогда не обидят, где не нагрубят и не скажут: «Пошла отсюда». Сейчас вернется родной человек, который сделает все, чтобы ей помочь. Но было еще кое-что. Что-то такое, что заставляло ее чувствовать себя ненужной и одинокой. Она сомневалась.
Даша устало прикрыла глаза и в тысячный раз мысленно повторила, что все будет хорошо. Даже синяки и ссадины от Диминых побоев уже не так сильно болели.
Она совсем не ожидала такого. Он словно обезумел в тот миг, когда она сказала ему о ребенке. Какой дьявол в него вселился? Или она просто долгие годы не замечала этого дьявола, живущего рядом? Хотя, стоило только вспомнить, каким грубым и необузданным он иногда бывал во время секса…
Лена вернулась с чашкой дымящегося напитка:
– Держи, только не обожгись, знаю я тебя, сейчас пищать будешь, что горячий. А я себе, пожалуй, еще мартини налью.
Вся поза Лены говорила, что она ждет, что давно пора приступить к рассказу. Только Даша молчала. Она снова не могла ни на что решиться, колеблясь и ненавидя себя за это. Да когда же это кончится? Когда она, наконец, обретет свободу?
– Дима не хочет ребенка, – медленно, по словам проговорила она, глядя в сторону.
– Ну, милая, об этом я и без тебя догадалась. По-моему, если мне не изменяет память, он никогда и не горел желанием завести потомство, и ты, позволь напомнить, с ним не особо спорила.
– Да, но, – Даша жалко пожала плечами. – Господи, Ленка, я не ожидала… не ожидала, что он так разозлится. В него точно бес вселился… Я испугалась, я по-настоящему испугалась.
– Ха, я удивлена, что ты только сейчас испугалась, а не в тот момент, когда под звуки марша Мендельсона говорила «да».
Лицо Даши беспомощно сморщилось, уголки губ стремительно поползли вниз, а из горла вырвался жалобный всхлип. Лена отобрала у нее чашку и обняла, поглаживая по спине, будто маленького ребенка:
– Дашуль, извини, я, кажется, глупость сморозила. Извини еще раз.
– Ничего…
Сердце Даши отбивало лихорадочный ритм, в висках стучало. Она с первого дня знала, что Лене не нравится Дима. Той понадобилось всего полтора месяца, чтобы легкая эйфория от счастливого вида влюбленной подруги сменилась резкой неприязнью к объекту этой любви.
– Влюблена ты в Димочку, как кошка, – сказала тогда Елена. – Вижу и злюсь оттого, что ничего не могу поделать. Мутный он у тебя. В глаза никогда не смотрит. И очки тут ни при чем. Взгляд мне его не нравится. Дашка, смотри сама…
И Дашка смотрела, а через три месяца в ЗАГСе ответила «да», то самое, о котором упомянула Лена.
– Я намеренно ничего не рассказывала о своих подозрениях, думала, надеялась, что Дима… – прошептала Даша, нервно комкая