Не позже полуночи и другие истории (сборник). Дафна Дюморье
– уронила салфетку и, нагнувшись ее поднять, бросила молниеносный взгляд через левое плечо, а потом снова выпрямилась. Она низко наклонила голову и втянула в себя щеки, что всегда служило признаком едва сдерживаемого истерического смеха.
– Это вовсе не старые девы, – сказала она. – Это переодетые братья-близнецы.
Ее голос зловеще оборвался, и Джон быстро долил в ее стакан кьянти.
– Притворись, что кашляешь, – сказал он, – тогда они не заметят. Знаешь что, это преступники, они разъезжают по Европе, осматривают достопримечательности и на каждой остановке меняют пол. Здесь, на Торчелло[1], они – сестры-близнецы. А завтра или даже сегодня вечером в Венеции, на площади Сан-Марко, взявшись под руки, пройдут уже братья-близнецы. Стоит лишь сменить костюм и парик.
– Похитители драгоценностей или убийцы? – спросила Лора.
– Определенно убийцы. Но почему, спрашиваю я себя, они выбрали именно меня?
Их внимание отвлек официант, который принес кофе и убрал фрукты, что дало Лоре возможность справиться с собой и побороть приступ смеха.
– Не понимаю, – сказала она, – почему мы не заметили их, когда вошли в ресторан. Они сразу бросаются в глаза. Не заметить невозможно.
– Их заслоняла группа американцев, – сказал Джон, – и бородач с моноклем, очень похожий на шпиона. Как только они прошли, я сразу увидел близнецов. О господи, тот, что с копной седых волос, снова уставился на меня.
Лора вынула из сумочки пудреницу и поднесла ее к лицу так, чтобы видеть их отражение.
– По-моему, они смотрят на меня, а не на тебя, – сказала она. – Слава богу, я оставила свой жемчуг у управляющего отелем. – Она попудрила нос. – Дело в том, – снова заговорила она, – что мы не за тех их приняли. Это не убийцы и не воры. Это две старые трогательные пенсионерки-учительницы, которые всю жизнь копили деньги на поездку в Венецию. Они приехали из какой-нибудь богом забытой Уалабанги в Австралии. И зовут их Тилли и Тайни.
С тех пор как они уехали из Лондона, в ее голосе впервые вновь зазвучали журчащие нотки, которые он так любил, а тревожная складка между бровями разгладилась. Наконец-то, подумал он, наконец-то она начинает приходить в себя. Если мне удастся помочь ей не сорваться, если мы сможем снова шутить, как обычно шутили на отдыхе и дома, придумывая смешные, фантастические истории про людей, сидящих за другими столиками, остановившихся в том же отеле, бродящих по художественным галереям и церквам, то все образуется. Жизнь станет такой, как прежде, рана затянется, она забудет.
– Знаешь, – сказала Лора, – ланч удался, мне все очень понравилось.
Слава богу, подумал он, слава богу… Подавшись вперед, он заговорщицким шепотом сказал:
– Один из них собирается в туалет. Как по-твоему, он – или пока еще она – будет менять парик?
– Ничего не говори, – прошептала Лора. – Я пойду за ней и выясню. Может быть, у нее спрятан там чемодан и она намерена сменить костюм.
Она стала напевать вполголоса – утешительный знак для ее мужа. Призрак на время растаял, и все из-за привычной, давно забытой игры, к которой они вернулись по чистой случайности.
– Она уже идет? – спросила Лора.
– Сейчас пройдет мимо нашего столика.
Сама по себе женщина была ничем не примечательна. Высокая, худая, с орлиным профилем и коротко подстриженными волосами – такую прическу во времена его матери называли итонской стрижкой, и на всем ее облике лежал отпечаток именно этого поколения. Он предположил, что ей лет шестьдесят пять: мужская рубашка с галстуком, спортивная куртка, серая твидовая юбка до середины икры. Серые чулки и черные туфли на шнуровке. Он видел женщин этого типа на полях для игры в гольф и собачьих выставках (не охотничьих пород, а каких-нибудь мопсов), и если встречался с ними у кого-нибудь в гостях, они закуривали от зажигалки быстрее, чем он успевал вынуть из кармана спички. Широко распространенное мнение, что они, как правило, живут с более женственной, мягкой компаньонкой, не всегда соответствует истине. Очень часто у такой дамы имеется обожаемый муж, любитель гольфа. Самое поразительное заключалось в том, что женщин было две. Сестры-близнецы, похожие как две капли воды, словно отлитые по одной модели. Единственное различие состояло в том, что у второй волосы были совсем седые.
– А если, – прошептала Лора, – оказавшись рядом со мной в туалете, она начнет раздеваться?
– Все зависит от того, что окажется под одеждой, – ответил Джон. – Если она гермафродит, уноси ноги. Вдруг у нее припрятан шприц и она, чего доброго, всадит в тебя иглу – не успеешь до двери добраться.
Лора снова втянула щеки и вся затряслась. Затем она распрямила плечи и встала.
– Мне нельзя смеяться, – сказала она, – и не смотри на меня, когда я вернусь, особенно если с ней мы выйдем вместе. – Она взяла сумочку и с деланой невозмутимостью пошла вслед за своей добычей.
Джон вылил в стакан остатки кьянти и закурил. Ослепительные лучи солнца заливали маленький сад ресторана. Американцы уже ушли, ушли и бородач
Остров в северной части Венецианской лагуны. –