Сердце зверя. Татьяна Корсакова
таким, какой была ты. Жертвенность не в моей натуре, любимая.
К каменным ногам он положил цветы, синенькие вперемешку с беленькими. Евдокия их любила и даже рассказывала Августу, как они называются, но он не запомнил. Тогда это казалось ему неважным.
А замок тем временем уже был готов к встрече с хозяином. На пристани шеренгой выстроились слуги. Август насчитал десять человек во главе с Эммой Витольдовной. По такому торжественному случаю пани Вершинская сменила скучное серое платье на не менее скучное коричневое, но с кружевным воротом, и стала похожа на престарелую гимназистку. На Августа она посмотрела сквозь презрительный прищур, едва заметно кивнула и поманила пальцем. Становиться в общий строй он не стал – не дождутся! – остановился у одной из сосен, привалился спиной к ее шершавому, нагретому солнцем стволу, запрокинул лицо. В переплетении ветвей было видно небо, а стоило опустить голову чуть ниже, и взгляду представала свинцово-серая, идущая мелкой рябью вода озера и черной кляксой на горизонте корабль, видать, Злотников побрезговал лодками.
Сердце забилось быстрее, засбоило, и дышать стало тяжело. Август расправил плечи, заставил себя успокоиться. К этой встрече он готовился много месяцев и не допустит ни единой ошибки. Если придется, станет унижаться, просить своего врага о милости, лишь бы Злотников оставил его на острове.
Пани Вершинская тоже смотрела вдаль, козырьком приложив ко лбу узкую ладонь. Поза ее выражала нетерпение.
– …Она сказала, будет весело, – послышался за спиной хриплый голос.
Август обернулся, рядом, всего в шаге от него, стоял юродивый Гришка, мял в огромных лапищах картуз. Он так же, как и сам Август, прикипел к острову, сделался его частью. Гришку пробовали гнать, но он всегда возвращался, и к его молчаливому присутствию привыкли, нагружали черновой работой, подкармливали.
– Экономка? – спросил Август, думая о своем.
– Ведьма. – Гришка мотнул головой. – Она сказала, что змей уснул и на острове теперь будет много людей.
Значит, ведьма. Албасты нашла себе еще одного собеседника. Или жертву? Август Гришку не любил, помнил, каким тот был в прошлом, при Сиротке, но и смерти юродивому не желал. Тот уже поплатился сполна за все свои прегрешения, собственным разумом поплатился.
– А она, – Гришка указал подбородком в сторону экономки, – злая. Не пускает меня на пристань. Всех пускает, а меня нет. – Он тяжко вздохнул и надел картуз на голову. Получилось кособоко.
Корабль приближался стремительно, и Август подумал, что, по всей вероятности, Злотников купил себе теплоход. Наверное, обтесался в европах, приобщился к прогрессу. А когда денег много, отчего же не заплатить за прогресс? На пристани засуетились, из одной шеренги перестроились в две, а Эмма Витольдовна подошла так близко к краю, что еще шаг и свалилась бы в воду, но ее озеро не пугало, беспорядок и отсутствие дисциплины беспокоили ее куда сильнее.
Корабль оказался паровым катером. Небольшой, юркий, с белоснежными бортами и валящим из трубы сизым дымом, он был чужд и острову, и озеру. Не оттого