Лунный зверь. Гарри Килворт
бранью. А лисица схватила мертвого детеныша и скрылась в лесу.
Два дня спустя О-ха вернулась в барсучий городок, решив остаться здесь до конца своих дней. Все радости жизни обернулись для нее горем, и она уже не ждала ничего хорошего. Любовь и материнство потеряли для нее всякую привлекательность.
– Ха! Лисичка! Ну что, повидала мир? – спросил ее при встрече Гар.
– Повидала. И знаю теперь, там нет ничего хорошего. Только злоба и жестокость, – ответила О-ха.
Барсук понимающе кивнул головой:
– Вот как? Печально. Не от тебя первой я слышу это и все-таки думаю, это не вся правда. Наверное, каждый находит в мире то, что ищет.
– Мне очень жаль, что пришлось разочаровать тебя, – заметила лисица.
– Не меня, – возразил Гар. – Себя. Ты разочаровала себя, лисичка. Когда опять пойдешь смотреть мир, ищи чего-нибудь другого, не злобы. Ищи – и найдешь. Глаза, которыми надо смотреть мир, вот здесь, в сердце, не в голове. – Он указал лапой на грудь О-ха. – Помни это, когда вновь отправишься в путь.
– Никуда я больше не пойду, – с горечью перебила его лисица. – Мир уже забрал все, что у меня было. С меня хватит.
О-ха даже подумывала, не совершить ли ей рванц, ритуальное самоубийство, разорвав собственный живот зубами. И все же что-то удерживало ее – скорее всего, мысль о том, что в Запределье на подобный поступок посмотрят неодобрительно. В конце концов она решила, что такой выход допустим лишь для лис, попавших в беспощадные металлические тиски капканов или западни. Те, кому опостылела жизнь, должны смириться. Страждущие телом, попавшие в неволю имеют право свести счеты с жизнью, страждущие духом обречены терпеть.
И О-ха, пересиливая себя, продолжала жить. Как и многие лисы до нее, она часто задумывалась над природой удивительного чувства, именуемого печалью. «Откуда она, печаль, – размышляла О-ха. – Приходит ли она в душу из мира, полного жестокости и несправедливости, или же каждая лиса рождается со своей печалью в душе, с печалью, которая дремлет до времени, пока невзгоды не пробудят ее?»
А в усадьбе еще одно существо не находило себе покоя, пылая жаждой мести. Сейбр-риджбек был вне себя от ярости: какая-то жалкая лисица ухитрилась провести его, избежать его смертоносных челюстей.
– Я запомнил этот запах, на всю жизнь запомнил, – твердил себе пес. – И чего бы мне это ни стоило, я поймаю эту мерзкую тварь и разорву на клочки, от носа до хвоста. Пусть она одурачила меня, ей это даром не пройдет. Скоро она узнает, что такое собака, настоящая собака.
Клятва была принесена, страшные обещания даны, и один из противников неминуемо должен был умереть. К несчастью для О-ха, она оказалась для грозного риджбека не просто ускользнувшей добычей. Она заставила пса выказать слабость, которой он стыдился больше всего, – неистребимый инстинкт повиновения хозяину. Такого унижения он не мог забыть. Стыд за себя нередко превращается в ненависть к свидетелям бесчестья, и Сейбр возненавидел О-ха всей душой. Теперь О-ха и все ее соплеменники стали для него заклятыми врагами.
В