Дело принципа. Денис Драгунский
самоубийц не положено ни отпевать, ни хоронить на кладбище. Дедушка сказал:
– Ну что я буду вам объяснять, батюшка? Давайте для краткости будем считать, что убил его я.
Батюшка изумленно посмотрел на него.
– Конечно я, – сказал дедушка. – Ведь он повесился единственно из страха передо мной, ибо не досмотрел за хозяйством в мое отсутствие и совершил промашку, прямо скажем, непростительную.
– Однако ж, – улыбнувшись, возразил батюшка, – не вы петлю ему на горло накидывали.
– Пошути тут у меня! – сказал дедушка и вытащил из кармана револьвер.
– Видит бог! – воскликнул священник. – Я подчиняюсь единственно под давлением силы. Ибо я слаб и обременен семьей.
Он это говорил не дедушке, а обращаясь к небу.
Возникла пауза.
– Ну? – спросил через некоторое время дедушка, потому что священник ничего не отвечал. – Так что? Он согласен?
– Кто? – не понял священник.
– А к кому вы, батюшка, адресовались?
Священник помолчал еще, потом перевел взгляд с неба, с облаков, которые тихо летели по небосводу, на дедушкино бесстрастное лицо, потом на его револьвер и сказал:
– Несите гроб.
– Несите гроб! – крикнул дедушка, обернувшись назад.
Гроб сняли с телеги и внесли в церковь.
Какая-то девочка, наверное, священникова дочка, открыла ящик со свечками. Люди стали разбирать свечки и становиться вокруг гроба. Священник начал панихиду. Тем временем по дедушкиному приказу молодые мужики уже начали копать могилу на кладбище неподалеку от церкви, куда и опустили гроб на полотенцах после завершения панихиды, прощания и заколачивании гроба. Дедушка рассказал, что он сам забил два гвоздя – первый и последний.
– Почему так? – спросила я.
– Таков обычай наших мест, – сказал дедушка. – Таков он был, сказать точнее. К сожалению. Барин обязан всякого работника проводить в последний путь. Работнику же любимому, верному и доброму надобно в знак особого расположения и милости забить в гроб первый гвоздь. А уж последний, – сказал дедушка, – это я уж от себя. Мне в самом деле было жалко Николая. Он благородный человек.
– Благородный? – спросила я.
– Ах, деточка, не в том смысле. Конечно, он простой мужик, но поступил благородно, как настоящий рыцарь. Просто, как принц Гомбургский, читала?
– Читала, – сказала я, потому что дедушка и правда заставлял меня читать такие книжки, и госпожа Антонеску тоже, а что я не читала сама – она мне пересказывала.
– Да, – сказал дедушка, – столкновение долга и чести. Отчего курфюрст решил казнить принца Гомбургского? От того, что долг повелевал принцу во главе своего отряда оставаться в засаде и беречь свежие силы для всякого непредвиденного случая. Но честь повелевала принцу броситься из засады на помощь своим друзьям-рыцарям. Честь не позволяла ему стоять со своим отрядом за холмом и смотреть, как его братья-рыцари гибнут. Он выбрал честь. И потом он опять выбрал честь, не захотел