Здесь вам не Сакраменто. Анна и Сергей Литвиновы
в любимый Энск. Блаженное чувство освобождения и счастья. Впервые за год можно читать не по программе и спать, сколько влезет. Он сибаритствует на своей верхней полке, с разлохмаченной «На Западном фронте без перемен», папиной ещё книгой, пятидесятых годов издания, невпопад засыпает, лопает яички вкрутую и курицу, которую сварила ему заботливая мачеха Марина.
А в Энске на вокзале встречают любящие ба и деда, и дед, по случаю приезда внука – сумки с продуктами, которые тот вытаскивает из поезда, оттягивают руки – берёт такси и даже даёт шоферу рублик на чай, за что удостаивается бабушкиного порицания: «Аркаша, ты как ребенок, честное слово! К чему это мотовство?»
Август в Энске в советские времена – сезон заготовок. Едва ли не каждый день Юра с бабушкой ходят на рынок – его здесь называют по-южному базаром. В городе много выходцев с Кубани, с Украины – ссыльные, поселенцы. Есть и немцы, и чеченцы. Многие так и не вернулись в родные края, когда была объявлена им реабилитация, осели в местах, где отбывали ссылку. У большинства свои хозяйства, у кого на разрешённых советами шести сотках, а у тех, кто посмелей, и на левых землях, прирезанных. Рынок ломится. В один день самым дешёвым продуктом оказываются груши, в другой – баклажаны, в третий – кабачки. Юра приносит всего по два ведра. Бабушка идёт под зонтиком от солнца, у неё в благородной соломенной сумочке притаились сопутствующие товары: укроп, петрушка, лук, чеснок.
Дома ба варит и закатывает варенье. Дед тоже не оказывается в стороне. Его вотчина – баклажанная и кабачковая икра. В дедовом исполнении она вкуснющая, куда там паюсной. Всю зиму консервы энского производства едят в своём Калининграде Владислав с мачехой, и даже в Лейпциг матери отправляется сколоченная из фанеры посылка. О, этот деликатес советских времен: толстый ломоть белого хлеба, сверху – сливочное масло, а ещё выше, на палец толщиной, – овощная икра! М-м, слюнки текут, объедение! Так что назад в Москву Юрочка из Энска отправляется, тяжело нагруженный продуктовой программой: банками с соленьями и вареньями плюс специально сколоченным дедом ящиком, в котором размещены завёрнутые в газетку яблоки-груши и прочие плоды Южного Урала.
Наконец первое сентября, начинается учёба на журфаке. Посвящение в студенты происходит на Красной площади, с посещением Мавзолея. Каждый новообращённый удостаивается прохладного пожатия улыбающегося, вечно милого, но и тогда казавшегося очень старым, почти дряхлым, Ясена Николаевича Засурского.
Начинается зубодробительная античная литература. Ещё более тяжкий инглиш. Но случаются и пирушки, уже с новым, студенческим размахом – в основном, опять же в Юрочкином чистом флэте на Ленинском. Не раз и не два Юра просыпается в непонятно чьих объятиях и не может вспомнить, что было вчера и кто эти люди, которые дрыхнут на соседнем диване, а то и на полу. (Первые звоночки будущих проблем.)
Прекрасные студенческие годы добавляются новым интересом. Однажды отец, Владислав, приглашает в гости