Ночь за нашими спинами. Эл Ригби
средства, эквивалентные описанным Кряком лекарствам. Позже Бэни официально стал новым сотрудником Отдела профилактики особых преступлений: шефу удалось убедить мэра простить ему съеденных оленей. Точнее, дать их отработать.
Забавно, но в человеческом обличье Бэни не похож на огромную тварь, в которую он превращается. С ним приятно пошутить, он устраивает убойные вечеринки на дни рождения, да и в целом… его можно назвать вторым после Кики лучиком света. Немного тупоголовым, но все же лучиком.
– Что произошло?
– Контакты мониторов сдохли. Три штуки. Внешние камеры не давали им сигналов в последние часы. Шеф сказал, в точках, которые они отслеживали, что-то случилось и… О, девчонки, Хан! – Оборотень радостно трясет головой, изображая подобие поклона. – Вы прекрасны в этом освещении!
– Ты тоже, Бэни, – усмехаюсь я.
Он переминается с ноги на ногу и, поколебавшись, задает вопрос, который, видимо, так и рвется с языка:
– Вы… ссорились? Я слышал тут шум.
Хан поднимает глаза. Элм улыбается, накручивая на палец прядку волос, – она часто так делает, когда лжет. И они отвечают почти хором:
– Не понимаю, о чем ты.
– Мы проводили следственный эксперимент.
– А-а-а… Ну, я так и подумал. Это же вы! В уги, пойдем! Львовский рвет и мечет…
– Ребята…
– Иди, спасай технику. – Хан кивает. – Мы посидим пока. Можно перекинуться в картишки…
Я спешно встаю:
– Я устала. Пойду посплю. Если что – будите.
Наверное, это неправильно, но почему-то сейчас мне совсем не хочется находиться рядом с этими двоими. Никого не хочется видеть. Слишком длинный день, пожалуй.
Я прохожу по коридору через комнату наблюдения: Вуги уже вскрыл приборную панель и копается внутри, Бэни стоит рядом, пытаясь подсказывать, хотя в технике он не разбирается. Пара секунд, и они радостно над чем-то ржут. Призрак уже не помнит о наших проблемах и жует чипсы. Его мертвый желудок работает явно лучше, чем его же мертвая память.
Около лестницы разговаривают шеф и Джон Айрин. Я иду мимо, не поднимая глаз. На середине лестницы я оборачиваюсь: Львовский продолжает что-то объяснять, а некберранец внимательно смотрит через его плечо на меня. Я ускоряю шаг, почти бегу, захлопываю за собой дверь в комнату. Ти-ши-на…
But then I always discover
The bad in every man…[2]
О да, Ширли, ты права. Дерьмо есть в каждом человеке, и как бы славно вы ни ладили, рано или поздно оно шматком сваливается прямо тебе на голову.
В окно стучит дождь: капли разбиваются и торопливо стекают вниз. Прощальные плевки осени, не иначе. Мне давно не четырнадцать, чтобы страдать от резких перепадов настроения, но я сижу на подоконнике, прижимаюсь виском к стеклу и слушаю самое унылое, что есть в плеере. Меня знобит. В который раз я ловлю себя на мысли, что скучаю по себе прежней.
Другой была даже моя музыка. На старых кассетах все казалось быстрым, озорным, огненным
Вольный перевод слов из песни «Blue Moon» (рус. «Голубая луна»), написанной в 1934 году композитором Ричардом Роджерсом на слова Лоренца Харта. Песня исполнена Ширли Росс в фильме «Манхэттенская мелодрама». –