Верлиока. Вениамин Александрович Каверин
ндская Роза считала себя – и не без оснований – хозяйкой дома.
На первом этаже в столовой был овальный фонарь, ряд высоких – от пола до потолка – окон, и даже в этом просторном фонаре Розе было тесновато.
Красавицы обычно знают, что они красавицы. Знала и Шотландская Роза. Даже привыкший ко всему на свете солнечный свет медлил, скользя по ее стройным, упругим ветвям, хотя ему-то, без всякого сомнения, не полагается медлить. И нельзя сказать, что она торопила его: они нравились друг другу. Зато всех других влюбленных она останавливала равнодушным взглядом.
Что касается Филиппа Сергеевича, или Фили (как называла она своего собеседника), можно смело сказать, что знаменитый Кот в сапогах в сравнении с ним был недалекий малый. Ухоженный, гладкий, розовато-рыжий, с большим, похожим на лиру пушистым хвостом, он считал, что ловля мышей – это не больше чем хобби для уважающего себя, еще молодого, но уже завоевавшего солидное положение Кота. Хитрость соединялась в нем с честолюбием, а нечто хулиганское – с мудростью и благородством Дон-Кихота.
– Я люблю детей, – сказала Шотландская Роза. – И в конце концов, почему ты думаешь, что Платон Платонович перестанет заботиться о нас, если в доме появится мальчик?
– А тебе кажется, что он все-таки появится?
– Да.
– Почему?
– Ты понимаешь, в неотступном, многолетнем желании есть что-то загадочное, – задумчиво продолжала Шотландская Роза. – Оно как бы начинает жить отдельно от человека и в конце концов достигает цели. Ты помнишь жену Платона Платоновича?
– Еще бы, – с отвращением проворчал Филя.
– Целые дни она сидела перед трельяжем, так что однажды он даже пожаловался мне, что больше не в силах смотреть на ее вздернутый нос и глупые капризные губки. С первого взгляда было видно, что она не любит детей, а ведь природа наказывает таких женщин, и, как правило, строго. Тебе хочется спросить: "За что?" Милый мой, это ясно: за отсутствие воображения. Детей не было, а когда она умерла, одиночество бесшумно пробралось в дом, и нет ничего удивительного в том, что хозяин часами ходит из угла в угол и мечтает о сыне.
– А что ты думаешь об ошибке паспортистки?
Шелест прокатился по упругим веткам Шотландской Розы – можно было подумать, что она рассмеялась.
– Ах, это очень забавная история, – сказала она. – Чей-то паспорт лежал рядом с паспортом Платона Платоновича, и рассеянная девушка в графе «Дети» записала "сын Василий" сперва в один паспорт, а потом в другой. А ведь иллюзия… Ты знаешь, что такое иллюзия?
– Спрашиваешь! – соврал Кот.
Шотландская Роза деликатно помолчала.
– Это то, что существует в воображении, но гораздо ближе к действительности, чем кажется. Хозяин не стал исправлять ошибку, потому что мальчик, которого он вообразил, уже занял свое место во времени и пространстве. Ты веришь в судьбу?
– Нет, – ответил Филипп Сергеевич. – Я материалист и убежден в том, что не бывает действия без причины.
– Напрасно. А я считаю, что сама судьба вмешалась в эту историю, а спорить с ней бесполезно и даже опасно. Хозяин ушел на пенсию, а ведь пенсия и одиночество всегда были в прекрасных отношениях. Если бы его желание исполнилось… Ты представляешь, как изменилась бы не только его, но и наша жизнь! Осталась неделя до Нового года, хозяин купил бы для мальчика елку, и я поболтала бы с ней – нам, комнатным растениям, всегда интересно узнать, что происходит в лесу. Он помогал бы Ольге Ипатьевне поливать цветы – с каждым днем ей все труднее поднимать тяжелую лейку.
– Ты оптимистка, – возразил Кот, – а я так и вижу, как он привязывает к моему хвосту консервную банку и гоняет по саду, пока та же Ольга Ипатьевна не надерет ему уши.
И Кот громко, с негодованием мяукнул – так живо представилась ему эта сцена.
– Тише, – сердито сказала Шотландская Роза, – хозяин сегодня принял сильное снотворное, и, если ты его разбудишь, у него разболится голова.
ГЛАВА II,
в которой Платон Платонович принимает снотворное, но не может уснуть
Но хотя лекарство действительно было сильное, Платон Платонович не спал. Он лежал с открытыми глазами и думал. Разговора между Котом и Шотландской Розой он не слышал, но тишину как раз слышал, и это была безнадежная, ничего не обещающая академическая зимняя тишина. Академической она была не потому, что поселок Сосновая Гора был построен для академиков, а потому, что, сохраняя их покой, она глубоко сознавала свое значение. Впрочем, зимогоров было немного, и они все, как один, немного побаивались Платона Платоновича, хотя уважали его как знаменитого астронома. А он побаивался их, подозревая, что они смеются над его внешностью, действительно не совсем обыкновенной. Дело в том, что Платон Платонович чем-то напоминал бяку-закаляку из стихотворения Корнея Чуковского:
Ну, а это что такое
Непонятное, чудное?
С десятью ногами,
С десятью рогами?
Это бяка-закаляка кусачая.
Правда,