Верлиока. Вениамин Александрович Каверин
из его комнаты, и Платон Платонович терпеливо слушал бы спиричуэлз, которые он ненавидел.
Прошло уже добрых пятнадцать лет с тех пор, как молодые люди перестали носить короткие брюки дудочкой и не гоняли из одного конца города в другой, чтобы записать Луи Армстронга. Но Платон Платонович, сидя у своего телескопа, не замечал времени и существовал в шестидесятых годах.
Из-за острова на стрежень…
Платон Платонович удивился, услышав звук пастушеской дудочки, который сперва нерешительно, а потом все более смело стал вторить ему. Как, пастушеская дудочка накануне Нового года? Когда еще зима украшает заборы снежными змеями? Когда голубые елочки, укутанные с головы до ног, стоят, как монашенки перед амвоном? Когда американские клены только и ждут знакомых белочек, которые стряхнут с погнувшихся веток надоевший, равнодушный, бесчувственный снег?
Он слушал и не верил ушам.
Но вот что-то стало складываться, соединяться в полутемной комнате неясные очертания головы, рук и ног, как будто кто-то пытался нарисовать их мелом на плывущей по воздуху черной доске. Дудочка все пела, и можно было подумать, что все это ее дела.
Пушинки кружились в лунном свете. Очертанье тонкой фигуры становилось все отчетливее, но оно еще плавало по воздуху вместе со школьной доской, как будто не решаясь от нее отделиться. Но вот удалось: доска исчезла, и с замирающим сердцем Платон Платонович ясно увидел мальчика, спокойно стоявшего у окна и терпеливо ожидавшего, когда его спросят, откуда он взялся. Но Платон Платонович думал о другом: он боялся, что снотворное все-таки подействовало, и ему было страшно, что он сейчас проснется.
– Добрый вечер.
– Добрый вечер, – неуверенно ответил Платон Платонович, все еще думая, что спит.
Он повернул выключатель – и ничего не изменилось: ночь не перешла в день, зима – в лето, очевидно, земной шар летел вокруг солнца с прежней быстротой; но у окна стоял высокий рыжий мальчик с голубыми, широко расставленными глазами.
"Сейчас проснусь, – с сожалением подумал Платон Платонович. – Спрошу, как его зовут, и проснусь. Нет, лучше не буду спрашивать. Тогда, может быть, не проснусь".
– Меня, кажется, зовут Вася, – как будто угадав его опасения, сказал мальчик. Он немного запинался. – Впрочем, что такое «кажется»? Это надо будет выяснить, правда?
– Правда, – тоже запинаясь (от волнения), ответил Платон Платонович.
– Да? Как хорошо! Значит, когда я вырасту, меня будут звать Василием Платоновичем.
Он смотрел прямо в глаза и в то же время как будто немного косил. "Может быть, от усталости", – с нежностью подумал Платон Платонович.
– А что у вас делают, когда устают с дороги? Ложатся спать?
Платон Платонович с трудом удержался, чтобы не спросить: "А что у вас?"
– С дороги умываются и перед сном чистят зубы, – осторожно ответил он.
Мальчик подумал.
– А это интересно – чистить зубы?
– По меньшей мере полезно.
– Полезно