Верлиока. Вениамин Александрович Каверин
но скоро ему стало скучно играть со мной, на пятнадцатом ходу он выигрывал, хотя я, помнится, был когда-то кандидатом в мастера. Правда, он, кажется, влюблен, но так влюбляются в музыку или поэзию".
– Впрочем, не слишком ли много я требую от него? – громко спросил себя Платон Платонович. – От мальчика, который сложился из ошибки паспортистки, звука пастушеской дудочки в зимнюю ночь, моего одиночества и пылинок, кружившихся в лунном свете?
Он задумался. Его беспокоила смутная догадка, что Вася может так же легко исчезнуть, как и появился. "Вот что необходимо: дождаться зимы и ночью посмотреть, видны ли в лунном свете пылинки. И прислушаться. Если дудочка заиграет…"
Он внезапно успокоился, вспомнив, что прошлой зимой Вася получил паспорт. Паспорт был бесспорным свидетельством, что Вася существует. Прежде чем исчезнуть, он должен будет сдать паспорт, и милиция, без сомнения, просто не позволит ему исчезнуть.
Но выйдя с книгой в руках на балкон и прочитав несколько страниц, Платон Платонович снова огорчился. "И ведь никаких вечеринок! И ни малейшего повода волноваться за него – к двенадцати часам он всегда дома. Мальчишки в его возрасте носят волосы до плеч, ходят как дикари, а он стрижется аккуратно раз в месяц".
Что-то белое, розовое, кружевное, что-то быстрое, молодое, в белых брючках и кружевной разлетайке появилось в саду под балконом. Это была Ива, которая весело поздоровалась с ним, а потом спросила:
– Вася дома?
Вася был дома. Платон Платонович подумал, что с Ивой, конечно, следовало бы поговорить. Но он решительно не знал, о чем говорить с девочками или мальчиками семнадцати лет. Это было труднее, чем, скажем, провести часок-другой в болтовне с Марсом или Единорогом. Впрочем, пока он размышлял, о чем бы спросить Иву, она исчезла за углом и три раза – это был условный знак свистнула Васе.
– Здравствуй, Иван-царевич, – сказала Ива. – Ну вот что: вчера мне показалось, что, уходя, Главный Регистратор посмотрел на меня и облизнулся. Лучше я выйду за тебя. Конечно, если ты не возражаешь. Я знаю, это неприлично, что я первая заговорила об этом, но, понимаешь, объясняться в любви в наше время просто не принято. Девчонки помирают со смеху, когда им говорят "я тебя люблю" или что-нибудь в этом роде. Тем не менее не скрою, что мне хотелось бы услышать это от тебя. Теперь о Леоне Спартаковиче. Два раза в неделю, в понедельник и четверг, я получаю от него письма – разумеется, до востребования. Едва ли можно назвать их любовными. Во-первых, он их нумерует. Во-вторых, мне кажется, что он просто списывает их с каких-то старинных книг.
И она процитировала:
Пусть это послание
будет свидетельством
взаимных чувств,
долженствующих
до поры до времени
быть известными только нам,
и никому другому.
И вот что самое странное: к некоторым письмам приложена печать "с подлинным верно".
Вася расхохотался:
– Неужели?
– Честное