Раб лампы. Марина Серова
я ни на каких скейтах. Вышел я уже из этого возраста.
– А я вот еще не знаю… наверно, тебе и не нужно на них кататься, – пробормотал дурачок, прыгая на одной ноге и оборачиваясь таким образом вокруг собственной оси. – И на роликах не надо кататься.
Что-то было в интонациях этого странного человека, что заставило не очень-то чувствительного Мельникова замереть на месте. Бармин окликнул его:
– Толян, да что ты его слушаешь? Иди сюда! Жена ждет. Ехать пора.
– Да, Толя, – строго сказала благоверная Мельникова, среднего роста изящная женщина с нарочитой пресыщенностью от жизни, выраженной в мимике и жестикуляции, – нам давно пора ехать. Ты что, заставишь меня ждать тебя?
Мельников задохнулся от негодования. Он промямлил что-то о своем собственном полуторачасовом ожидании, о том, что жене надо бы поиметь совесть, но был немедленно смят и растоптан намного превосходящими силами семейного «противника». Супруга уселась на пассажирское место впереди и строго произнесла:
– Ну, долго мы будем тут стоять? Может, ты еще с друзьями поболтаешь? Мы к маме опаздываем.
У Мельникова искривилось лицо. Он сорвал машину с места так, что неистово завизжали шины, и повел ее к просторной арке в корпусе дома. Бармин кивнул вслед и проговорил, обращаясь к Маркаряну:
– Вот и женись после этого! Ничего и никого Толя не боится, кроме собственной жены. Ждал ее полтора часа, а стоило ему задержаться на тридцать секунд, как он тотчас же получил таких дюлей, что…
– Да, не говори! – согласился Маркарян. – Ленка-то мельниковская вообще стервозная баба. Если бы у меня была такая, то я бы или ее из окна выкинул, или сам выбросился бы.
– Ерунда! – отмахнулся Бармин.
– Что? Ты не согласен?
– Да нет, я о другом. Я о том, что не выгорит дельце с выпрыгиванием из окна. Нет гарантии, что разобьешься. Нет, конечно, если ты поднимешься на пятый этаж к Кольке Шульцу, то – еще может быть…
– Да ну тебя! – рявкнул Маркарян на весело хохочущего красавца Бармина. – Я тебе про Фому, а ты мне про Ерему!
– Вот-вот-вот! – прозвучал сбоку резкий, пронзительный голос. – Вот именно! И я про то же! Баба, Ерема, свежеостриженный затылок – что еще надо для смерти?
Бармин недоуменно повернул голову и просунул нос в приоткрытое окно «мерса».
– Что? – спросил он. – Ты что несешь, придурок?
– Баба, Ерема, свежеостриженный затылок… что еще надо! – проговорил дурачок, ныряя в подъезд. – Да! – сказал он, оборачиваясь к Маркаряну. – А про тебя я еще не придумал, да! Но, наверно, двадцать второго, в субботу, на «переплюйке» – это тебе в самый раз будет!!
– Дурачок, – ошарашенно сказал Бармин вслед, – больной на всю голову. Маркуша, – повернулся он к Маркаряну, – шекспировский ты наш герой, пошли пивка попьем. Что-то разболтался наш сосед. Ты знаешь, мне это чем-то напоминает дурные пророчества. Кстати, – он хлопнул себя в затылку, – совпало-то как, а! Про Ерему! Я сегодня еду в одно местечко, называется «Еремей». Именуется словечком