Штосс. Непристойная драма из русской жизни. Дмитрий Аккерман
того продвигалась медленно. Уже пятнадцать толстых тетрадей были исписаны мелким аккуратным почерком, но впереди предстояло гораздо больше. Учителю уже грезились толстые тома in folio с скромной надписью золотом на корешках: «Andrew E. Lyakhovsky. Аusgewählte mathematische Werke». Его устраивали исключительно «Аusgewählte», и никак иначе.
По поводу своего научного труда он мучился не меньше, чем мыслями о будущем и о деньгах. То ему казалось, что это залог предстоящего успеха в большом мире, и сразу после публикации он получит приглашение в какой-нибудь европейский университет. То он думал, что представляет собой полнейшую бездарность и повторяет чьи-то мысли… Он пытался общаться на эту тему с тем же Гурвицем, однако одно письмо оборачивалось примерно за месяц, что для плодотворного общения было совершенно убийственно.
Проверить свои идеи было невозможно – библиотеки в Вологде были отвратительными, никакой серьезной литературы там не было. Нужно было выписывать последние труды европейских ученых почтой через Петербург – но все снова упиралось в деньги…
Уже второй день он обдумывал предложение директора гимназии позаниматься дополнительно с его дочерью Еленой. Предложение было финансово интересным, но крайне двусмысленным. Елену он считал одной из самых бездарных своих учениц. Обычно она и двух слов не могла связать, стоя у доски, и он был крайне удивлен тем, что по остальным предметам она считалась прекрасно успевающей. Он сомневался, дадут ли ей что-либо эти дополнительные уроки – а в случае фиаско он и вовсе мог вызвать сомнения директора в своей профессиональной компетентности. Впрочем, все свое пребывание в гимназии он считал глупой случайностью, а уж перевоспитание бездарных учениц и вовсе считал ниже своего достоинства.
После прошлогодней истории с полицией он был выслан из Петербурга в это захолустье, и с большим трудом смог найти работу в женской гимназии. На большее пока рассчитывать не приходилось – да и это-то место он получил лишь благодаря дальнему знакомству гимназического руководства с его отцом.
Андрей Евгеньевич еще раз взглянул на листок с предполагаемыми расходами и решительно приказал себе согласиться на просьбу Ксенофонта Ильича. Кёнигсбергский университет виднелся где-то в далеком тумане, а деньги нужны были сейчас.
* * *
Ниночка медленно разделась перед зеркалом и провела руками по телу. Фигура была прекрасно. Она с удовольствием погладила себя по плоскому животу, задержалась на упругой, как яблоки, груди. После чего с ненавистью посмотрела на мешковатое коричневое платье, толстые чулки и разбросанные по кровати шпильки, превращавшие чудесные белокурые волосы в мерзкий старушечий кокон.
Она часто представляла себя актрисой какого-нибудь варьете. Короткие юбки, ноги наголе, декольте, шампанское, мужчины… От таких мыслей у нее кружилась голова, и внутри возникало томительное тянущее ощущение. Иногда она даже слышала музыку и кружилась