Панихида по создателю. Остановите печать! (сборник). Майкл Иннес
елю
Часть I
Рассказ Эвана Белла
Как станет очевидно из нижеследующего повествования, мистер Уэддерберн, стряпчий из Эдинбурга, настолько же хитер, насколько благороден – и чтобы выжить и заработать себе на хлеб насущный в среде юристов, ему воистину требуется все коварство, позаимствованное, как принято считать, Евой у Змея. Ловок он, ничего не скажешь. И вот вам первое тому подтверждение: я – Эван Белл, простой башмачник из Кинкейга[1] взялся за перо для сочинительства, а все потому, что мистер Уэддерберн сумел найти ко мне правильный подход.
Вот как это случилось.
Мы вдвоем сидели в отдельном кабинете «Герба» за стаканами пунша, который пили исключительно ради здоровья. Потому как, поверьте на слово, именно в те дни валило столько снега, а декабрь обдувал наши края такими студеными ветрами, что мне оставалось лишь радоваться согревающему пуншу и потрескиванию дров в хорошо растопленном камине. Так мы сидели, снова и снова пережевывая подробности всего этого странного дела – а такого уж точно никогда не случалось у нас прежде, – и мистер Уэддерберн, подняв на меня взгляд, сказал:
– Мистер Белл, мне все это напоминает сюжет романа как ничто другое.
– В самом деле, мистер Уэддерберн, – ответил я. – Ваша правда. Мне кажется, что от начала до конца в таком деле не могло обойтись без козней дьявола.
Он улыбнулся своей обычной лукавой улыбкой. А улыбается он так, что порой мнится: он уловил шутку там, где другие не увидели бы ничего забавного. Но потом посмотрел очень серьезно мне прямо в глаза и произнес:
– Полагаю, вы могли бы сочинить на этой основе необычайно хорошую книгу, мистер Белл. Почему бы вам не попробовать написать ее?
Меня его слова удивили до крайности. «В какое необычное время мы живем, – подумалось мне, – раз наш учтивый адвокат заводит такие речи с одним из старейшин церкви Кинкейга!» Игра воображения в большинстве случаев есть греховный соблазн, если только она не используется для благих целей и не сопровождается молитвой о ниспослании вдохновения свыше. И вот, представьте, передо мной сидел мистер Уэддерберн, склоняя меня, словно я прирожденный романист, написать обо всем случившемся не в целях укрепления моральных устоев общества, а только потому, что история сама просилась на бумагу!
Мистер Уэддерберн всегда отличался некоторой эксцентричностью, хотя в делах он был весьма основательным, но это его предложение поразило меня как нечто уж слишком легкомысленное. И я заявил, что не гожусь для такого занятия, поскольку по сути остаюсь простым и уже сильно постаревшим сапожником.
– Как сказать, мистер Белл, – возразил он. – Всем известно, что по своей учености в этом приходе именно обувной мастер стоит на третьем месте после священника и директора школы.
– Но о нем ходят также слухи, что он, вероятно, атеист, – сухо ответил я, – хотя не всем слухам можно верить.
И все же его слова пришлись мне по нраву. Отчасти потому, что он назвал меня «обувным мастером», на старый лад. Пусть Уилл Сондерс меняет над своей лавкой вывеску и из «мясника» превращается в «семейного поставщика мясопродуктов». Я был и останусь в Кинкейге обувных дел мастером. А еще меня приятно поразила справедливость его высказывания. Впрочем, он выразился не совсем точно. Ведь если сейчас в лице настоятеля церкви доктора Джерви мы действительно имеем ученейшего мужа, то главы нашей школы никогда прежде этим не отличались. Тем более ныне, когда на смену директорам-мужчинам стали присылать ненадежных молодых дамочек: визг директрисы школы Кинкейга теперь перекрывает любой шум, который издают все ученики, вместе взятые. Как только уши выдерживают! И хотя мисс Стракан – так ее величают – может похвастаться дипломом Эдинбургского университета, знаний у нее маловато в сравнении с прежними директорами. Я, заметьте, даже как-то хотел поспорить, когда она заявила, что Плутарх писал книги на латыни, вот только ей удалось сразу сменить тему. Но при этом она очень довольна собой. В Эдинбурге она накропала какую-то брошюрку (у них это именуется диссертацией) под названием «Синематограф как визуальное учебное пособие» и гордилась так, словно из-под ее пера вышла «Логика» Бэйна или «Риторика» доктора Хью Блэра. Помню еще, как Роб Юл спросил, что такое «визуальное пособие», а потом, не дав ей и рта раскрыть, влез с шуткой Уилл Сондерс: «Понимаешь, это когда Сусанна показывает свои прелести старцам»[2]. Немного неприлично вышло, и дамочка надулась, но такой уж он по натуре, наш Уилл – грубоват, что есть, то есть.
Но из моей истории не выйдет толка, если я буду все время отвлекаться на такие анекдоты.
Честно сказать, я и сам, как любой в нашем приходе, признавал, что если кому и описывать происшедшие события, то именно мне. Не стоит ожидать этого от доктора Джерви, чья ученость направлена на исполнение значительно более важных обязанностей. И правда в том, что меня никак не назовешь малограмотным человеком, поскольку еще сорок лет назад я взял за основу руководство сэра Джона Лаббока «Сто лучших книг», изучив их все, причем сомневаюсь, чтобы хоть одна из девиц с дипломом
Действие романа происходит в Шотландии в середине 30-х гг. XX в.
Речь идет о ветхозаветном сюжете, вдохновившем на создание картин многих известных живописцев.