До того как. Анна Тодд
произносит кто-то из-за спины парня-спортсмена. Заглядываю ему за спину и вижу другого парня – тот сидит в кресле позади стойки. Одетый во все черное, он смотрится худее помощника, но в то же время кажется крупней. Длинные черные волосы падают ему на глаза. На руках у него татуировки, словно пятна растекшихся в море смуглой кожи чернил.
Мне такие, как он, не нравятся, но вместо того, чтобы мысленно осудить парня, я про себя отмечаю, какие все вокруг загорелые.
– Не он, а я, – звучит третий голос. Рядом со вторым мальчиком еще один, среднего роста, худощавый, стриженный под машинку. – Я, правда, Марк-младший. Если ты к моему старику, то его сегодня нет.
У третьего парня тоже татуировки, но они куда упорядоченней, чем у его патлатого приятеля. А еще у него проколота бровь. Помню, как однажды попросила разрешения у родителей проколоть пупок. До сих пор смешно вспоминать их испуганные лица.
– Зато он лучший из двух Марков, – медленно и нараспев, глубоким голосом произносит патлатый. Улыбается, и на щеках у него появляются симпатичные глубокие ямочки.
Едва ли это заявление – правда. Я смеюсь и, дразня мальчишек, говорю:
– Что-то сомневаюсь.
Ребята тоже смеются, и Марк-младший подходит ближе.
Патлатый встает из кресла. Какой он высокий! Подходит ближе, смотрит на меня сверху вниз. Он привлекательный, у него волевое лицо: резко очерченная челюсть, густые ресницы и брови. Нос – тонкий, губы – бледно-розовые. Смотрю на него, он – на меня.
– Ты к моему отцу по делу? – спрашивает Марк.
Отвечаю не сразу; Марк с приятелем-спортсменом смотрят то на меня, то на своего патлатого друга.
Смущенная, перехожу к делу:
– Я пришла от имени баптистской церкви Хэмпстеда, хотела узнать, не желаете ли пожертвовать краски или других материалов. Мы ремонтируем церковь и нуждаемся в помощи…
Ребята шушукаются. Потом разом оборачиваются ко мне и улыбаются.
Первым заговаривает Марк:
– Мы совершенно точно можем помочь.
Улыбка у него какая-то кошачья, но я, улыбаясь в ответ, благодарю его.
Марк оборачивается к приятелю, у которого на бицепсе вытатуирован огромный корабль.
– Хардин, сколько там банок краски?
Хардин? Какое странное имя. Никогда не слышала.
Из-под черных рукавов футболки у Хардина выглядывает нижняя половина деревянного судна. Красивая наколка, детализированная, объемная. Глядя ему в лицо, я ненадолго задерживаю взгляд на губах. Щеки у меня, похоже, разрумянились. Хардин тоже смотрит на меня, понимает, что я его рассматриваю. Тогда он переглядывается с Марком, и тот ему что-то шепчет.
– У меня есть предложение, – говорит Марк, кивнув Хардину.
Вот как? Хардин кажется мне необычным, немного неправильным, но не отталкивающим.
– Какое предложение?
Накручиваю кончик локона на палец. Хардин по-прежнему смотрит на меня. Он какой-то замкнутый, я чувствую это. Этот мальчик, что из кожи вон лезет, стараясь