Братья. Юрий Градинаров
развития этого края, где нашлось место и школе, и больнице, и пароходам, и заводам, и фабрикам. Он знал: только разработка угля и медной руды привлечет субсидии правительства. Но коль дело дорогое, то правительство может дать добро на ближайшие сорок девять лет частным компаниям, чтобы те сделали всю «черновую работу» от изысканий до строительства заводов, а после окончания договорного срока прибрать запасы к государевым рукам, как поступили с Демидовым на Урале, на Алтае. А надеяться, как наивный Кривошапкин, на казну – не надо. Крымская война вытянула последние копейки.
Крепостное право отменили. Тысячи крестьян заполонили города. Ищут работу. Иноземцы, как пишут газеты, строят заводы и шахты в Донбассе, на Урале. Капиталы вкладывают. Прогореть не боятся. Видят, как капитализм на паровых машинах едет по России. Вот и он, Кытманов, одним из первых в Енисейской губернии уловил стук английского паровика. Хотел пригласить англичан строить пароходы. Да повезло, встретил русского умельца Худякова. Паровую машину в шестьдесят лошадиных сил купил в Перми на заводе Гуллита.
Он себе цену знает. Ругает нередко себя за промашки, а Россию за тугодумство. Англия и Америка уже наводнили океаны своими пароходами. Бункеруются суда то на островах, где угля вдоволь, то на углематках, стоящих по маршруту пароходов. А мы только реки осваиваем. Да и паровики из-за границы возим, хотя отец и сын Черепановы первыми паровоз изобрели. Стыдно бывает за матушку-Русь.
Так думал золотопромышленник и судовладелец и не вмешивался в разговор туруханского начальника с Сотниковым.
Солнце уходило к горизонту. От дома Сотникова удлинялась долгожданная тень, и ее темного покрывала хватало, чтобы прохладой хоть чуть-чуть ублажить гостей за столом.
– Слава богу, тенек навис, а то и квас холодный не помогает, – вышел из раздумья Кытманов, вытирая усы от напитка.
– Потерпи, Александр Петрович! Скоро банька поспеет. Еще раз пот сгоним. Видишь, дымок пошел из каменки, – показал рукой Сотников на шлейф сизоватого дыма над крышей.
А народ гулял. Слышались песни, звуки жалеек, удары бубнов с колокольчиками. У самой воды, на толстом чурбане плотники боролись на руках с матросами. Рядом стояли четверти с вином и ведро с квасом. Победителя потчевали хмелем, побежденного – квасом. Два матроса сняли с судна фисгармонию, поставили на песчаной косе, и над рекой поплыла песня о Ермаке. Пели так слаженно на два голоса, что регент церковного хора Иван Пантелеевич Хворов вздохнул, заслышав песню.
– Мне бы эти голоса в хор – вся тундра бы заслушалась.
– Ты, Иван Пантелеевич, среди моих приказчиков поищи. Может, и найдешь голосистых. Приобщи их к Богу. Воровать меньше станут, да и тебе прок! – посоветовал Киприян Михайлович. – Пусть славят Бога хоть песней, коль делами не могут.
Пристав спросил разрешения у Кривошапкина и расстегнул ворот кителя. На вздувшейся шее осталась красная широкая полоса.
Было по-прежнему безветренно. Обслуга суетливо носила в деревянных ведрах воду из реки, доливала