Немного любви для бедной Лизы. Вера Колочкова
спать пойду, поздно уже. С ума тут с вами сойдешь…
Подождав, когда стихнут в коридоре чавкающие звуки Наташкиных шлепанцев, она наклонилась к Фраму, произнесла тихо:
– Ты слышал? Да, вот такие дела, дружок… И куда бы нам с тобой пойти работать, а? Кто нам с тобой, как Наташка выразилась, эту работу припас? Ну, хотя бы курьером, что ли… А может, вообще отправимся в путешествие, как сэр Макс? Только чур, я буду сэром Максом… А из тебя получится классный сэр Шурф! Чего молчишь, а? Как тебе моя идея? Не нравится, да?
Фрам глянул на Лизу грустно, положил голову на передние лапы. Забавляйся, мол, как считаешь нужным, только не плачь. А я тебя завсегда поддержу, я ж все понимаю… Мне без разницы, хоть горшком назови…
– Ну, что ж… Сэр Макс дал хороший отпор тирану, сэр Макс может спокойно дрыхнуть до утра… А ты выздоравливай, ладно? Только давай на всякий случай договоримся, дружок… Если приспичит – буди! Буди, не стесняйся. Ты же знаешь, как я люблю гулять по ночам…
Странный она сон увидела. Жалобный. Не зря говорят, что ночью нам снятся те ощущения, которые днем старательно загоняем в угол, держим в себе, как пленников. Не позволила сама себя пожалеть, да? Что ж, получай! Она, проклятая жалость, в таком странном образе выскочит, что мало не покажется. Например, в образе вполне симпатичного дядьки, в красивом дорогом костюме, с проседью на висках… Лицо породистое, глаза умные, улыбка почти голливудская. Картинка, а не дядька. И что такое, откуда? В череде знакомых даже близко такого дядьки не наблюдается… А главное, приставучий такой! Идет по пятам, протягивает руки, зовет… Иди, иди ко мне, бедная моя… Бедная Лиза…
Так жалостливо зовет, собака! А самое противное, что ей нравится. И хочется идти на зов его жалости, и припасть хочется, и поплакать в жилетку. Вот уже и дошла, и слезы приготовила… А припасть-то и некуда, черт побери. Был дядька, и нет его. Вокруг один плотный туман, теплый на ощупь, но неприятный. Хочется изо всей силы замахать руками, чтоб рассеялся, но, как часто бывает во сне, даже пальцем пошевелить не можешь. И стоишь, замерев, и отдаешься собственной безнадеге, и туман все гуще опутывает… И ладно, и пусть. Подумаешь, туман. Зато в нем тепло. Хоть и не видно ничего… Да и что, собственно, так уж надо разглядывать? Пусть, пусть…
А в тумане еще и звуки присутствуют, и чье-то прерывистое дыхание слышится. И стон… Или не стон? Странные, странные звуки… Ой! Что-то лица коснулось… Ой… Ой?!
Лиза села на постели, тяжело дыша и отмахиваясь. Господи, Фрам! Напугал! Это ж он скулит и повизгивает, и прерывисто дышит, и носом в лицо тычется!
– Да проснулась я, проснулась, отстань… На улицу хочешь, что ли? Приспичило? Ладно, пойдем, раз обещала… А что сейчас, утро? Погоди, на время гляну…
Дисплей на мобильнике высветил половину третьего ночи. Если выразиться относительно собачьего нахальства более-менее прилично, получится что-то вроде – ни фига себе.
– Ну все, не скули… – прошептала Лиза, обращаясь к Фраму. – Сейчас пойдем, я быстро оденусь. А ты давай, неси поводок. Хотя – стой, не надо… Он же в прихожей… Мы до двери на цыпочках пойдем,