Господин военлет. Анатолий Дроздов
не хватает снарядов и бомб! Пусть выделывает их на своих заводах как можно больше!
Одобрительный гул в зале. Вон оно что! Господин полковник надавил на мораль. Просто наказать виновного при таких обстоятельствах – не комильфо. А вот указать ему место и выбросить из армии… Я буду ходить в подручных у фабриканта ближайшие пятьдесят лет?
– Господин полковник, разрешите просьбу!
– Что еще? – Он не скрывает неудовольствия.
– Прошу об оставлении меня в действующей армии!
– Чем будете ей полезны? Доктор уверяет, утратили память. Следовательно, все, чему вас учили…
– Доктор говорит правду. Однако, как изволили заметить, драться и стрелять я умею.
За спиной опять гул. Он смотрит в упор, я не отвожу взгляда.
– Я доложу о вашей просьбе!
Занавес.
4.
Вход в блиндаж занавешен куском брезента, постучать невозможно. Кашляю:
– Разрешите?
Из-за брезента невразумительное бурчание. Решительно сдвигаю занавесь.
– Ваше благородие, вольноопределяющийся Красовский…
– Пашка!
Худощавый офицер вскакивает из-за колченогого столика и заключает меня в объятия. Стою в недоумении: или самому обнять, или все же блюсти субординацию. Выбираю второе.
– Господин прапорщик, смею напомнить…
– Ладно тебе! – Он отстраняется, на лице белозубая улыбка. – В школе прапорщиков койки рядом стояли, я буду чиниться?..
– Я разжалован в рядовые.
– Знаю! Вся крепость знает!
Это правда. Пока ехал из Белостока, раз десять остановили. Офицеры подходили и молча жали руку. В самой крепости чуть ли не демонстрация случилась. На площади перед управлением мне отдавали честь даже штаб-офицеры. Быстро здесь разносятся новости…
– Садись, рассказывай! – Он указывает на грубо сколоченные нары. Керосиновая лампа на столике мигает.
– Вы, наверное, и так знаете.
– Да что вдруг «вы» и «вы»? – недовольно бурчит хозяин блиндажа. – Как будто забыл!
– Смею напомнить, что действительно так.
Он смотрит участливо:
– Даже как меня зовут?
Киваю.
– Михаил Говоров! Ты звал меня «Майклом» на аглицкий манер.
– Рад видеть тебя, Майкл!
– И я тебя!
Отстегиваю от пояса и кладу на стол флягу. Гаванский ром, лично господин Розенфельд в дорогу снабдили. Коллежский асессор любит чай с ромом.
– На передовой сухой закон?
– Скажешь! – Он смеется и кричит в дверь: – Хвостов!
В проеме появляется солдат. Лицо плутоватое.
– Собери нам что-нибудь!
Хвостов исчезает, но скоро появляется снова. На столе утверждается кусок черного хлеба, луковица и кусок вареной говядины. Не густо.
– Пищу доставляют утром и вечером, – извиняющимся тоном поясняет прапорщик, он же Майкл. – Как стемнеет. Германская артиллерия простреливает подходы.
Поставив