Беспризорный князь. Анатолий Дроздов
спасена, справедливость восторжествовала. Только немножко, совсем чуть-чуть погано на душе. Обидно за чувства, которые испытал при виде княгини. Почему-то вспомнилась мама…
На главной улице трупов не наблюдается, вернее, их совсем нет. Ляхи не дураки. Не стали сражаться на улицах, отступили и заложились. Толковый у них воевода. Предстоят переговоры. Ладно, успеем.
Доброслава указывает на терем в конце площади, скачу туда. Здесь миром не обошлось. На крыльце валяются трупы: наши или ляхов – не разобрать. Снимаю с коня Доброславу, она спокойно перешагивает через тела. Дружинники бегут вперед: в коридорах может ждать ворог. Похоже, что нет: на пути попадаются тела, теперь видно, что это ляхи. Доброслава шагает уверенно, по всему видно, что бывала здесь. Останавливаемся перед дверьми гридницы. Дружинники врываются внутрь и показываются обратно. Лица кислые. Входим. На полу – три тела: двое мужчин и женщина. Мужчины в броне, но без оружия – унесли. Тела в крови – стражники бились насмерть. Одному снесли голову, второму – отрубили руки. Женщина лежит за ними, лицом вниз. На желтом летнике во всю спину – кровавое пятно. Доброслава делает знак. Дружинник наклоняется и переворачивает тело.
– Градислава…
Княгиня плюет на труп и пошатывается. Подхватываю на руки.
– Найдите кого-нибудь!
Приведенная холопка ведет нас в трапезную. Здесь стол и лавки. Усаживаю Доброславу.
– Вина!
Холопка исчезает и возвращается с кубком. Подносит княгине.
– Отпей сначала сама!
Под суровым взглядом Доброславы холопка делает большой глоток. Княгиня берет кубок и приникает к нему. Мда… Жестом отсылаю холопку с дружинниками. Доброслава ставит на стол кубок.
– Я почитала ее, как мать, – бормочет чуть слышно. – Старшая сестра. А она…
«Она» силой постригла младшую и убила ее сына. В мире есть две вещи, которые превращают родственников в непримиримых врагов. Власть и деньги. Часто эти причины смыкаются. Кто заколол Градиславу? Надеюсь, не Малыга. Доброслава бормочет:
– Холопок моих потравили. Сначала Весею, потом Гостену… Весея еду мою пробовала, а как умерла, мы монастырское перестали есть. Гостена в город за хлебом бегала, тем жили. Так они зелья в кувшин с водой всыпали: Гостена попила – и не встала. Никого у меня не осталось. Три дня без крошки во рту, воду из реки пила: в колодце отравить могли. Вовремя ты, княже…
Черт драл бы этот гадючник! А вот и Малыга! Запыхался…
– Княже! Ляхи в соборе заложились, их там сотни. Грозятся биться насмерть. Люди дрова к стенам несут – сидельцев выкуривать. Выскочат – многие лягут.
– Убей их! Засеки! Всех!
Доброслава вскочила, глаза бешеные.
– Нет!
Кулак врезается в стол. Кубок подпрыгнул и повалился набок. На выскобленных досках расплылось красное пятно.
– Слушай меня, княгиня! Это твой город, и жить ты будешь, как пристало твоему званию, но править княжеством буду я – и никто более! Никто не смеет мне указывать! Ясно?!
Малыга побледнел, княгиня опустила глаза. Вот так! Пропадите вы пропадом! Иду к двери.
– Иван!
Голос