Мужчины и женщины существуют. Григорий Каковкин
кто?
– Светлана Кулакова.
– Кажется, слышала такую фамилию. Но ты-то Вольнов.
– Когда я с ней познакомился, она была начинающая спортсменка, молодежные игры выиграла, считалось это большое достижение. Она думала, что имя уже есть, ее знают. Поженились и решили не менять фамилии.
– И что потом?
– Ничего, сейчас в Словакии…
– …а ты со мной. Почему?
– Тебе это интересно? – спросил Вольнов.
– А почему нет?
– Пожалуйста: сначала я преуспевающий спортивный журналист, она – молодая лыжница, призер, вот-вот войдет в сборную. Общие интересы. Дома – кто кого на каком кругу обставил, мазь, крепления, диеты, тренеры, стратегия гонки, интриги, спорткомитет, премиальные… От турнира к турниру, каждый день. Ее победы – мои. А потом – раз, из сборной выкинули, результаты не пошли. Тренер свою жену стал тянуть. И говорить не о чем. На кухне сидим, вилки бьются о тарелки – финиш.
– Но сейчас она…
– Сейчас она – да! Все снова в порядке. У лыжниц втрое дыхание открывается после родов. Родят и еще могут бегать чуть ли не до пятидесяти.
– Ну…
– Вот и родили Ванечку. Для лыж. Специально. Отдала его теще, а сама бегает. Заедет, отдохнет, очередную пару на стенку повесим, навестим ребенка и снова километры накручивать. Интересно?
– Очень.
– А мне нет.
– Ты ее любишь?
– Сегодня – только тебя.
– А завтра?
– Завтра, пожалуй, тоже тебя…
– Иди ко мне, мальчик… Тебя пожалеть?
– Как хочешь.
Долго стояли под душем, как бы промокая в этом разговоре о себе, а затем Вольнов неожиданно спросил:
– Тебе в библиотеке не скучно?
– Мне нет. Я работала в сборочном цеху и была беременна. У меня живот был… Меня перевели в библиотеку. На время. А оказалось, навсегда. И там началась жизнь. Была одна женщина. Вернее две. Две женщины. Одна еврейка ярко выраженная, другая… просто Юля Смирнова. Ты меня гладишь, я не могу сосредоточиться.
– Что хочешь сказать?
– Они мне помогли. Все мне рассказали. Не дали пропасть. Тебе это интересно?
– Интересно.
– А мне теперь почему-то не очень.
– Всегда получается как-то странно: нам, русским, помогают евреи. Они как-то присматривают за нами, что ли, чтобы мы ничего не натворили. У меня тоже была одна еврейская женщина в десятом классе, она была старше меня лет на семь, тогда это казалось много… – Вольнов на секунду задумался, что-то вспоминая. – В общем, она такая была… хотя роман был всего месяца два-три не больше… Тебе это интересно?
– Кажется, не очень. Я не люблю эту тему. У тебя такое душистое мыло!
– Мыло – отличное, оно из Израиля, кстати.
И оба улыбнулись, каждый своей еврейской истории в жизни.
15
Теперь день начинался с того, что в библиотеке Тулупова сразу после включения общего света отдергивала штору