Барбаросса. Михаил Попов
к испанцу такое наказание, никто не понял и не желал задумываться.
Даже шейх племени саалиба. Старик смотрел и пытался уразуметь, имеет ли он основания считать себя победителем в этой запутаннейшей истории. Да, он избавился от угрозы быть задушенным телохранителями Камильбека, но кто знает, какой угрозе подвергается его жизнь теперь.
Харудж приблизился к старику, так и просидевшему почти в полной неподвижности весь этот сумасшедший день, и, опустив вооруженные руки, сказал:
– Ты имеешь возможность видеть, Салим ат-Туми, то же самое, что видит Аллах: морской воин Харудж, прозываемый франками и кастильцами Барбаросса, всегда выполняет свои обещания. Даже самые мелкие. Я обещал, что не пролью крови своих пленников, и я не пролил ее.
Старик покорно кивнул:
– Воистину так. Да возвестят в Алжире, что город спасен. Испанские пушки взорваны, безумные варвары кабилы рассеяны. Наступает время процветания и благоденствия.
– Да возвестят, – усмехнулся Харудж в свою длинную роскошную бороду.
Глава четвертая. Монах и кардинал
Огромная крытая повозка, запряженная четырьмя мулами, медленно поднималась по извилистой, узкой и пыльной дороге. Высокие колеса с толстыми золочеными спицами или тонули в пепельной пыли на целый вершок, или грохотали железными ободами о проступившие камни. За повозкою тянулся удушливый шлейф. Он окутывал конную охрану, следовавшую позади, вместе с поднятыми вертикально копьями. Всадники чихали, кашляли и тихо сквернословили, несмотря на то что состояли в этой поездке в свите одного из главнейших священнослужителей Испанского королевства.
Его преосвященство кардинал Хименес де Сиснерос третьи сутки изволил вояжировать по пустынным, каменистым пустошам Юго-Восточной Андалусии в поисках своего старинного друга, бывшего королевского духовника отца Хавьера. Окружающая местность совершенно не радовала столичный взор церковного иерарха. Изо дня в день представали ему все те же белые, заляпанные пятнами сухого мха скалы, безрадостно торчащие из обожженной солнцем земли. Почему-то они наводили его на мысль о плохо погребенном скелете. Иногда можно было увидеть на горизонте торчащий в небо под небольшим углом шест, на конце которого было что-то подвешено. Странно, но первое, что всякий раз приходило на ум при виде этого устройства, – виселица. И только в следующий момент он с облегчением понимал – это всего лишь колодец, а на веревке болтается не висельник, а кожаное ведро. Если подъехать поближе, то можно застать рядом жидкую отарку овец, пригнанную нищим крестьянином на водопой.
– Какой бедный край, ваше преосвященство, одни камни и можжевельники!
Кардинал не счел нужным отвечать на восклицание своего секретаря Скансио. Щекастый юноша с морщинистым, пожилым лбом держал на коленях разложенный лист пергамента, в левой руке сжимал круглую серебряную чернильницу, в правой – длинное, красиво раскрашенное гусиное перо. Секретарь, как ему было и положено, старательно описывал путешествие его преосвященства, не упуская