Уголовно-правовые взгляды Н.Д.Сергеевского. Александр Иванович Чучаев
за так называемые посредственные оскорбления. «…Слова и поступки, ближайшим образом обращенные к одному лицу или на него направляющиеся, или к нему относящиеся, в то же время образуют собою посредственное оскорбление другого лица» 74. Например, называя мужа «рогатым», тем самым бросают тень на целомудрие жены, и т. д.
В некоторых случаях закон устанавливал своеобразную фикцию «общей чести», относящуюся, как правило, к одной семье или даже к целому роду. В этом случае оскорбление члена семьи или рода рассматривалось как преступление против всей семьи или рода. К XIX в. данная фикция сохранилась лишь по отношению к семье. Так, в ст. 2091 Уложения о наказаниях уголовных и исправительных (в ред. 1857 г.) говорится: «Кто обидит другого на счет жены его или членов его семейства, хотя бы уже умерших…».
Оскорбление может быть совершено различными способами, перечень которых нельзя определить в целом, не говоря уже о том, чтобы зафиксировать в законе. «… Одни и те же слова и поступки в одном случае будут иметь оскорбительное значение, а в другом, при других обстоятельствах и отношениях, – не будут иметь вовсе… Слова, например, вполне безобидные сами по себе, могут служить отличным средством оскорбления» 75.
Рассматривая вопросы стадиальности оскорбления, Сергеевский, хотя и в ограниченных случаях, но допускает возможность покушения на данное преступление. Например, оскорбление произнесено, но оскорбляемое лицо его не расслышало; письмо с оскорблениями не дошло до адресата и т. д. Однако все они не влекли за собой наказание.
Статья «К учению о преступлениях религиозных», последняя работа Сергеевского по особенной части уголовного права, представляет собой образец историко-теоретического исследования 76. В ней дается обстоятельная справка о наказуемости религиозных преступлений в истории Руси, показывается подчиненная роль религии государству. В частности, это проявлялось в криминализации деяний, якобы посягающих на религию, хотя на самом деле таковыми не являющихся, например признание преступными табакокурения, опасных святочных игр, мужеложства и т. д. В данном случае преследовались государственно-полицейские цели, а не решалась задача охраны основ религии.
Сергеевский выступает сторонником уголовно-правовой охраны некоторых религиозных догматов 77, при этом отдавая предпочтение одним религиям перед другими. Не соглашаясь с Фейербахом, приравнивавшим религиозные чувства к внутренним, личным, он утверждает, что такой подход игнорирует публично-правовое значение религии, низводит ее до частно-правовых отношений.
По его мнению, государство не может безразлично относиться к тем духовным силам, от которых зависит нравственный облик граждан. Различное отношение государства к религиям должно найти отражение в уголовном законе. Только ведущие из них могут претендовать на то, чтобы богохульство, кощунство, нарушение порядка и благочиния при богослужении могли признаваться преступлениями; для остальных же религий