Мальчик по имени Хоуп. Лара Уильямсон
но женщина уже успевает проорать, что это значит «никогда не сдаваться». Ну что ж, я тоже к пятнице не всегда домашнюю работу сдаю.
Я наблюдаю за всем этим минут десять и признаюсь, что Кристофер и правда способен уложить воздух одной левой. У моего друга на лбу выступил пот – видимо, сражаться с пустотой не так легко, как я сначала подумал. Он ловит мой взгляд и проделывает несколько выпадов ногой «пинай-лягай». Наверное, они называются как-то солиднее, но я не понимаю ни слова из того, что говорит тренер. Выяснить у меня это не получается: Чарлз Скаллибоунс затевает свою собственную битву с черным поясом. Теперь у противника в боку рана размером с Евротоннель. То есть, конечно, не такая огромная. Это я преувеличил для драматического эффекта. Если верить мисс Парфитт, это называется «гипербола».
Поняв, что придется платить за испорченный пояс, мы с Чарлзом Скаллибоунсом убегаем со скоростью света. Или со скоростью пущенной стрелы. Не могу решить, что в нашем случае подходит лучше. Да и какая разница, ведь и то и другое – гипербола.
Дома легче не становится. Во-первых, на Чарлза налипло несколько черных ниток. Во-вторых, мама оставила мне упаковку йогурта на столе.
Далее, Грейс сгребает меня в охапку и вжимает в стену ванной. Она размахивает зубной щеткой у меня перед носом:
– Почему ты позволил ему сорваться с крючка?
Мятная пена выступает у нее на губах, как у бешеной собаки.
– Мы могли рассказать маме правду раньше. Большой Дейв совсем как папа. Ты что, хочешь опять сидеть на ступеньках, пока мама будет на кухне орать на него из-за «Кэролайн 1973»?
Грейс шагает взад-вперед по ванной, и эта прогулка занимает у нее 000,1 секунды. Время от времени она выдувает мятные облака.
– Большой Дейв вроде нормальный, – бормочу я. – Он подарил мне модель планет.
– Легко же тебя подкупить. – Грейс выдергивает кусок зубной нити из контейнера. – Научись расставлять приоритеты. Большой Дейв не станет хорошей заменой отцу, потому что он в точности как наш папа. А от папы толка, как от непромокаемого чайного пакетика. – Грейс продевает нить между зубами.
– Неколебимость духа, – бормочу я, складывая руки на груди.
– Что-что? – Нить болтается у сестры изо рта, как лиана в джунглях.
Я говорю Грейс, что ничего. На самом деле это значит «никогда не сдаваться». И я никогда не сдамся в том, что касается папы. Да, он, может, и сбежал с Грудастой Бэбс, но вряд ли причина только в этом. Мама всегда говорит, что у любой истории есть две стороны. И в глубине души я крепко держусь за мысль о том, что папа не бросил нас. Я пошлю ему третье письмо, чтобы доказать это. Когда папа ответит, я заставлю Грейс Хоуп проглотить свои слова, и на этот раз они не будут сложены из картофельного алфавита.
Мое третье письмо не похоже на первые два. Я не утруждаю себя рассказами о школе. Больше никаких «Я получил пятерку» или «Я очень умный». Вместо этого я пишу целое письмо капслоком и спрашиваю отца, почему он оставил нас и даже открытки