Воспоминания. Время. Люди. Власть. Книга 2. Никита Хрущев
Это известная в Польше фамилия. Старший брат, старый польский политический деятель, к тому времени уже умер. Младшего брата привлекли к работе Польского комитета. Он был вожаком польских крестьян, конечно, зажиточных, стоял на позициях кулацкого хозяйства. И сам Витас был довольно-таки зажиточным человеком, не помещиком, но кулаком.
Дело было в августе, и я решил угостить польских крестьян украинским деликатесом. Позвонил я в Киев и попросил доставить попутным самолетом в Люблин арбузов и дынь. Арбузы и дыни в Польше не росли, и этого продукта крестьяне не знали. Угощение произвело хорошее впечатление, но произошел смешной казус. Витас очень боялся колхозов, боялся, что мы будем навязывать их силой. Когда подали нам дыни, а привезли дыни сорта «колхозница» – это некрупные плоды, но очень ароматные и вкусные, я спросил:
– Как вам, господин Витас, нравится наша «колхозница»?
Я не знаю, как он понял, но он переспросил:
– Это колхозница? Дыня?
Я говорю:
– Да, «колхозница».
– А почему она не красная?
Он, видимо, хотел меня как-то уколоть, смысл его остроты я не понял. Он как-то по-другому понял, решил, что я вкладываю особый смысл, называя дыню «колхозницей». Я всегда чувствовал, что этот человек стоял в оппозиции по вопросу перестройки сельского хозяйства на колхозных началах, хотя в то время этот вопрос не только не стоял, но мы даже и не заикались о колхозах. Вообще я не вел разговоров о политическом устройстве Польши после изгнания немцев, это считалось внутренним вопросом Польши, и он должен быть решен после освобождения всей территории.
Мне не поручали вести эти переговоры, и я не вмешивался в эти дела.
Тогда у меня сложились хорошие отношения со всеми поляками, хотя были люди там политически разные.
Особенно мне нравился, я не говорю о Ванде Львовне, Болеслав Берут[177] – чистый, искренний, обаятельный и одновременно разумный человек. С ним легко было не только вести переговоры, но и просто беседовать. Хорошее впечатление производил Роля Жимерский, в сравнении с другими был это человек высокой культуры, в какой-то степени с аристократическими манерами, дело иметь с ним было приятно.
Осубка-Моравский[178], безусловно, придерживался буржуазных взглядов на будущий строй польского государства, по своим настроениям он настоящий пэпээсовец, я не скажу, что пилсудчик, но пэпээсовец[179]. У нас тогда бытовало понятие «пилсудчик» – польский фашист. Он был пэпээсовец, выступал против марксистско-ленинского учения. На меня Осубка-Моравский производил впечатление, не выгодное для него.
Я уже упоминал, что в то время Советское правительство в Люблине представлял Булганин. Это облегчило мою миссию. С Булганиным мне было легко общаться, мы хорошо понимали друг друга. Булганин мне рассказывал, как идут дела, давал характеристику людям.
Я помню тогда нам сообщили, что в немецком концлагере около Люблина (я не помню сейчас, как это
БЕРУТ Болеслав (1892–1956) – член компартии Польши с 1918 г. В 1944–1947 гг. Председатель Национального Народного Совета. В 1948–1956 гг. Председатель (первый секретарь) ЦК Польской Объединенной рабочей партии, образовавшейся после слияния в 1948 г. коммунистической и социалистической партий. Председатель Госсовета (1947–1952) и правительства (1952–1954) Польши.
ОСУБКА-МОРАВСКИЙ Эдвард (1909–1997). Президент Варшавы в 1944–1945 гг., одновременно – с 1 января по 28 июня 1945 г. – Председатель Временного правительства Польши, потом заместитель министра народной обороны, генерал.
Пэпээс – Польская социалистическая партия (1892–1948).