Пропавшее кольцо императора. II. На руинах империи гуннов. Роман Булгар
принялись лизать деревянные щепочки…
С того самого часа Кумеш больше не думал о том, что он будет есть в обед или на ужин. Каждый день мастер с самого раннего утра осматривал оружие, изготовляемое для войска Бумына. Дивился его количеству и многообразию. Кто только, думалось ему порой, ни брался за это дело.
Из высококачественного железа алтайские мастера изготовляли и однолезвийные ножи, и тесла-топоры, стремена и удила.
Ковали местные умельцы мечи, сабли с малым изгибом и массивным клинком, наконечники копий и стрел.
Однако настоящих умельцев имелось мало. Частенько изготовленные неопытными мастерами или же попросту выкованные в спешке мечи ломались после первого же хорошего удара. Шлемы и кольчуги тут же рассыпались, не выдержав, крошились на кусочки.
Недовольно кривя губы, Кумеш негодное оружие браковал, отсылал обратно. Советовал, как можно исправить, как сделать мягкое железо твердым, учил кузнецов. Жизнь при ставке Бумына ему нравилась.
К ним жутко боялись заглядывать мелкие отряды разбойничающих жужаней. Их ненавистная речь не слышалась.
По вечерам, после трудного дня, в юрте старика ожидала присланная девушка-служанка. Она согрела постель, вдохнула в него новые силы.
В первую же ночь, привыкший к полному одиночеству, он в страхе дернулся, когда его шеи вдруг коснулась прохладная девичья кисть.
– Ты чего? – приподнявшись, он тупо уставился на свою служанку очумелыми, ничего непонимающими глазами. – Чего тебе Ойсылу?
– Твоя моя господина. Мой твой косточка греть.
– Ты чего мелишь? – возмутился старик.
– Мой Тунгут сказать: твоя болеть, умирать, мой голова отрезать, на палка вешать, птичка кусать…
Одиночная слезинка робко выкатилась из задрожавших длинных и пушистых ресничек. До сих пор от зловещего свиста, вырывающегося из уст Тунгута, по ее хрупкому тельцу пробегала крупная дрожь.
А ей шибко понравился ее новый хозяин. Человек, поющий таким проникновенным голосом, по ее мнению, просто не мог быть плохим. В какое-то мгновение ей вдруг показалось, что в нем она приобретет столь необходимую любой бесправной рабыне-служанке надежную опору…
Глядя на девушку, Кумеш испугался. Он и сам никак не мог понять, чего именно опасался больше всего. То ли он переживал за дальнейшую судьбу своей служанки, случись с ним что-то, то ли он думал о том, что давно уже он не ощущал рядом с собой тугого юного женского тела, от которого исходило необъяснимое словами томящее очарование.
Приподнявшись, Ойсылу ловко скинула с плеч халат, и он бесшумно заструился вдоль всего ее долгого тела к ее голым ступням, мягко опав неровным полукругом.
– Твоя господина, твоя не должна мой прогонять, – едва-едва слышно прошептала девушка и юркой змейкой скользнула к нему под покрывало. – Мой твоя шибко любить…
Словно за одну ночь помолодевший, Кумеш на следующий день по-молодецки распрямил плечи под одобрительными взглядами того самого человека, что накануне отвел его в новое жилище.
– Рядом