Старые фотографии. Елена Крюкова
ото рта к пепельнице, качался во тьме. «Не понял». Софья приподняла уголки губ. «Молекулы. Атомы. Между ними такие огромные расстояния. Как в космосе между звездами. Мы думаем, что мы есть. На самом деле нас нет. Есть только сгущение материи. Так что не бойся смерти. Мы – пустота, и уйдем в пустоту». Он схватил ее за голые смуглые плечи, затормошил, зацеловал яростно: «И любовь – что, тоже пустота?! Да?!»
– Нет. Мне хорошо. Люблю ветер.
Шагнула к нему, и обезьянка пронзительно запищала у нее на руках, всползла выше, на плечо, и так на плече сидела, как курица на насесте, глядела круглыми умными глазками на океан.
Николай погладил Софью по щеке. Овал лица в виде дынной косточки. Брови чуть подняты к вискам. «Она похожа на японку».
– Когда твой… из похода вернется?
Подобие улыбки пробежало по бледно-розовым нервным губам.
– Уже не вернется.
Крюков отступил на шаг.
– Что…
– Да нет, ничего. Жив. ― Улыбка явственней стала. ― Просто мы расстались.
– Почему? Из-за меня? ― Ветер выносил, вил ленты бескозырки впереди его загорелого лица. ― Глупо. Ты написала ему, что полюбила другого?
– Он сказал мне, что полюбил другую. Позвонил из Токио.
– Вот как.
Глаза бегали, ощупывали ее лицо. Рука взметнулась, потрепала обезьяну по загривку.
– Так что я свободна как ветер. ― Софья раскинула руки. – Ветер!
Подошла к кромке прибоя.
– Сонечка, душечка! Искупайся! Боишься водички?
Обезьянка ловко, цепляясь пальчиками, покарабкалась с плеча – к ногам в лаковых узконосых туфельках, на землю. По россыпи гальки ступала на четырех ногах. Потом на задние ноги встала и ручки вскинула. Море приветствовала!
Отпрыгнула – вода ей голые пятки лизнула.
Софья села на корточки, взяла обезьянку за лапку, указывала на воду:
– Ну давай же, давай! Поплавай!
Николай подскочил и под тощий задик подтолкнул обезьяну; она не удержалась и смешно кувыркнулась в воду головой. Забила ручками-ножками, пытаясь плыть, выплыть.
Софья хохотала, а Крюков кричал:
– Не захлебнись! Чемпионка!
Вынули мокрую обезьяну из воды. Она дрожала. Серая шкурка слиплась от соли. Софья спустила с плеча ремень сумочки, вынула носовой платок, крепко растерла Сонечку.
– Домой придем – душ примешь, Сонька, мохнатая ты ручка…
Теперь Крюков мокрую обезьяну на руки взял. Так шли по берегу – моряк в широченных брюках клеш, женщина в черной юбке и прозрачной батистовой кофточке, а с ними смешная обезьянка ручная.
«Святое семейство, ага». Обезьянка обвила ручками Колину шею. Софья косилась. Йод и соль океана ударяли в ноздри, насыщали легкие волей и тревогой.
Они, все трое, шли к Софье домой.
Теперь – к одинокой Софье.
К Софье Николаевне Антоновой, бывшей жене морского офицера Семена Антонова, что ходил на корабле «Серебряков» по Северному морскому пути.
– Тебя на сутки отпустили с корабля?
Спросила