Любовь по-черкесски. Мерем. Роман. Ирина Резцова
домом. Хотя ее родная Абхазия буквально утопает в зелени, окна дома, в котором она выросла, выходили на свободное от предрассудков Черное море.
«Моей жене нужно было родиться в каменной и богатой архитектурой Европе,» – думал временами про себя Чиназ, глядя на детскую больницу напротив дома.
Пока Гупче поджаривала обещанные с утра беляши, у Чиназа было время подышать воздухом во дворе. Он не замечал, что дышать, в принципе нечем. Солнце пекло все, что плохо лежало в непокрытом виде, как сосиску в сковороде. Да и куда спрятаться? Во дворе вместо цветущей и пахнущей зелени, повсюду молчаливо лежал бетон.
Чиназу было почему-то холодно. На мгновение ему показалось, что настала поздняя осень. Хотя он прекрасно понимал, что это скачет давление. Он решил присесть на качели, которые так любила Гупче и усаживала рядом с собой кого-то из подруг. Покачиваясь, он почувствовал, как в голове зашумело.
«Как же я устал…,» -подумал красивый черкесский мужчина.
Хотя от чего была такая дикая усталость в полдень, – Чиназ не знал.
Тем не менее, воспоминания увели его во времена учебы в аспирантуре. Молодой и перспективный человек уже год писал диссертацию в Тбилиси. Он мечтал преподавать, стать профессором. Деканат его родного университета в Майкопе специально ходатайствовал за него, чтобы Чиназ обязательно вернулся. Подходящая аспирантура оказалась в Грузии, куда ничего не подозревающий Чиназир Темиргоев отправился за степенью кандидата наук.
В те времена биологов-теоретиков было мало. Специалисты быстро распределялись на все государственные сельскохозяйственные предприятия. Это были времена строительства БАМа, активной сдачи больших объемов урожая к следующей пятилетке. СССР остро нуждался в агрономах, биологах, зоологах, ветеринарах и других специалистах, которые учились контактировать с землей, а не с людьми.
Работа по диссертации шла медленно, да и Чиназу было не до науки. Уже семь месяцев он наблюдал за милой абхазской девушкой, которая училась на третьем курсе университета. Его любовь становилась все сильнее и сильнее. В какой-то момент она тоже заметила его, но вместо смущения от радости, Гупче чувствовала страх.
Чем больше молодые люди общались, тем больше Гупче хотела скрыть одно постыдное обстоятельство из своей жизни. Влюбленный Чиназ недоумевал, почему глаза Гупче говорили ему о любви, а все поведение, наоборот, – как будто он чужой и недостойный ее.
Поначалу ему казалось, что это в ней сказывается природная скромность. На волне комсомольского порыва девушки умудрялись не поддаваться идеологической эйфории, они все-таки вспоминали, что традиции никто не отменял. Но ближе к свадьбе, Чиназ понимал, что вовсе не скромность была причиной ее отчужденности, хотя это качество в Гупче тоже было. Если не скромность, то что же?
Чиназ наблюдал за девушкой, пытался анализировать ее поступки, изучал ее родственников и однокурсников, но ничего такого, что могло объяснить столь странное поведение