Шах и мат. Георгий Олежанский
будучи, как и Кривошеев, студентом МГИМО, русский сарказм как форму острого юмора понимал. Потому и ответ оказался соответствующим.
– Просто прекрасно! Оттого, что даже не подозревает об этом. – И тут же задал встречный вопрос: – Ну, а как у тебя обстоят дела на личном фронте?
– У нас с браком намного строже, чем у вас, – сказал Кривошеев, хлопнув Дитриха по плечу, – моральный облик сотрудника. Потому своим, как говорят у нас, тылом, я обзавелся. Обычная советская семья чекиста в государственной двухкомнатной квартире.
– Однако, – иронично ухмыльнулся Миллер. – Константин, ты не в курсе, как поживает Светлана, стройная блондинка с переводческого факультета?
– Какая Светлана? – не сразу понял Кривошеев.
Они как раз поднялись на пятый этаж, и Дитрих, чувствуя себя неуютно, остановился.
– Ну-у-у, – протянул он, – Светлана, что стриглась всегда под каре.
Кривошеев мотнул головой:
– Не припоминаю.
– Черный кашемировый свитер!
– А! – воскликнул Кривошеев. – Смирнова?
И Дитрих, улыбнувшись, кивнул, словно ребенок, которому предложили купить конфет.
– Так Светлана и есть моя жена, – не без удовольствия сказал Константин.
В глазах Миллера мелькнуло разочарование: вспыхнувшая в первые годы учебы в МГИМО симпатия к русской девушке Смирновой Светлане за столько лет так и не прошла. И как понимал Дитрих, вряд ли пройдет. Такое сильное чувство возникает лишь однажды и на всю жизнь. Но судьба распорядилась так, чтобы досталась Светлана его лучшему другу.
«Чему быть, того не миновать» – гласила русская пословица.
– Константин, какими судьбами занесло в наши края? – серьезно спросил Дитрих Миллер.
– Работа, – лаконично ответил Кривошеев и добавил: – Такое ощущение, что никуда и не уезжал. Все так же, как и у нас: мрамор, красные ковровые дорожки, даже неприветливые сотрудники на КПП.
Миллер, снова улыбнувшись, хлопнул друга по плечу:
– Все лучшее взяли у «старшего брата».
– Ну-ну, – с иронией ответил Кривошеев, – а автомат с газировкой на каждом этаже?
– Рад слышать, Константин, что чувство юмора ты не утратил, несмотря на специфику работы.
Кривошеев изобразил на лице удивление.
– Разве было похоже, что я шутил?
И друзья рассмеялись.
Перед входной дверью в кабинет Миллер остановился.
– Константин, – сказал он серьезно, однако в его голосе слышались слабые нотки волнения, – у нас новый сотрудник, которого ты не знаешь. Прошу, прояви политкорректность при знакомстве.
Кривошеев просто кивнул, как бы говоря «О чем речь!», хоть и не до конца понял, что имел в виду его друг.
Дитрих открыл дверь, приглашая Константина войти.
Но когда перед его взором предстал новый сотрудник, он не удержался и выпалил на немецком:
– Mein Gott![6]
Новым сотрудником оказалась привлекательная русоволосая шведка немецкого происхождения по имени Ирма
Мой Бог! (