Англия и Франция: мы любим ненавидеть друг друга. Стефан Кларк
был вызов, то недвусмысленный.
Классический шурин и француз до мозга костей, Робер не мог избежать соблазна постоянно жаловаться на Филиппа и подталкивал Эдуарда к тому, чтобы тот предъявил свое законное «право на наследство». В поэме того времени «Клятва цапли» можно прочесть, что Робер обострил тему на банкете в 1338 году, когда сказал, что Эдуард III боится вторгаться во Францию, и склонил влиятельных гостей званого обеда к обещанию помочь Эдуарду отвоевать французский трон. Робер добился этого, принеся клятву над отварной цаплей (робкой птицей, символизирующей трусость[34]) и заставив гостей придумывать вариации этой клятвы – такие забавы на банкетах были в моде в начале четырнадцатого века.
Не успели гости высказаться, кто из них хочет вытянуть грудную кость цапли, как Эдуард объявил, что намерен сражаться за французскую корону, и даже придумал себе новый герб, в котором сочетались английские львы, стоящие на задних лапах, и французская лилия. Новое англо-французское знамя, вместе с таким же щитом, шлемом, камзолом и униформой оруженосца, было самым грубым и провокационным оскорблением, какое только мог придумать Эдуард – ну, что-то вроде того, как переспать с женой нынешнего француза и выложить это видео на «Ю-Тьюбе». Всего одним штрихом Эдуард дал понять, что надвигающаяся война будет действительно очень жестокой.
Эдуард III был уже далеко не беспокойный юнец. К своим двадцати с небольшим он стал по всем меркам хорошо воспитанным и образованным мужчиной, который даже умел писать. Его родным языком был англонормандский, как и у всех представителей его класса, но он мог свободно говорить по-английски, как коренной англичанин (кем он, разумеется, и был), понимал латынь, немецкий и фламандский языки. К тому же он обладал, как выразился один из его современников, «лицом Бога» и использовал это по максимуму, соблазняя бесчисленных поклонниц золотыми кудрями, королевской улыбкой и, несомненно, эксцентричной фламандской шуткой.
Впрочем, он не растрачивал свое обаяние исключительно на сексуальные объекты и, как только настроился на войну, принялся довольно ловко обхаживать богатых банкиров и торговцев из Италии, Голландии и Англии, формируя с их помощью военный бюджет. Позже почти все они обанкротились, когда он не смог с ними расплатиться.
Эдуард заложил не только собственную английскую корону, но и ту, которую приказал изготовить с оптимистическим настроем на будущую коронацию во Франции.
Филипп VI, напротив, испытывал серьезные трудности с финансированием своей военной кампании. Даже в те времена французы предпочитали игнорировать законодательство, и многие из них отказывались платить налоги. Филиппу пришлось прибегнуть к таким непопулярным мерам, как повышение пошлин на соль и девальвация национальной валюты, выведя из обращения серебро и заместив его монетами из дешевого металла. В конечном итоге он был вынужден пополнить свой военный бюджет, заняв миллион золотых
Тогда как его любимым блюдом были, разумеется, лягушки. Хотя в XIV веке слово «лягушатник» еще не использовалось как оскорбление в адрес французов – его обычно удостаивались живущие на болотах голландцы.