Мое проклятие. Алиса Ардова
третью полгода назад взял. Да и сирра Эктар, жена его, особо счастливой не выглядит. Эх, да что уж теперь.
Еще один горький вздох.
– Давай заканчивать, Мори, – мягко отстранилась от кормилицы, разворачиваясь на стуле.
– Сейчас-сейчас, – всхлипнув напоследок, заторопилась женщина, – совсем немного осталось.
Несколько минут она колдовала надо мной, что-то поправляя и подкалывая, потом удовлетворенно отступила.
– Вот, госпожа, готово.
После всех сегодняшних испытаний я боялась увидеть нечто с синяками под глазами, тоской в потухших глазах и неестественной бледностью, поэтому долго не решалась прямо взглянуть на свое отражение. Пока Мори помогала собраться, смотрела куда угодно, на ее руки, на узор на платье, но только не на себя. И вот теперь медленно, неохотно подняла глаза и замерла.
За время, прошедшее с церемонии отлучения, внешность моя действительно изменилась. Но совершенно странным образом. Нет, неестественная бледность присутствовала, но была она какой-то завораживающей. Есть такое понятие в старых романах – «чахоточная красота». Именно оно и пришло в голову, пока я, ошарашенная увиденным, жадно изучала лицо напротив. «Самые красивые – люди на последней стадии туберкулеза. Прекраснее их никого на свете быть не может», – вспомнила прочитанную когда-то фразу и тут же безоговорочно с ней согласилась.
Не бледная, нет, белоснежная кожа выглядела прозрачнее, чем обычно, будто светилась изнутри. И без того огромные глаза стали, казалось, еще больше. Неестественно яркие, влажные, они лихорадочно блестели, освещая лицо, делая его ослепительно прекрасным. Взгляд этих дивных глаз был странно затуманен, словно расфокусирован, что придавало ему таинственность и неожиданную для меня томность. На щеках горел тонкий румянец, наделяя облик дополнительным очарованием. Видно, недаром в Средние века девочек двенадцати – тринадцати лет специально заражали туберкулезом, чтобы сделать привлекательнее для женихов. Хрупкая, подаренная на миг красота. Такая притягательная и в то же время пугающая до дрожи. Красота, овеянная дыханием близкой смерти.
Я так и не рассмотрела толком ни изящного легкого платья, ни плетения замысловатой прически. Как зачарованная все вглядывалась и вглядывалась, не отрываясь, в чужое лицо, которое не успела до конца ощутить своим, пока Мори наконец не задернула шторку, решительно выдохнув:
– Пора идти, госпожа.
В гостиной мы наткнулись на Альфиису, и я обрела сомнительное счастье лицезреть старшую дочь рода во всем блеске ее отшлифованной красоты. Великолепное мятного цвета платье из струящейся ткани мягко подчеркивало изгибы роскошного тела, выгодно оттеняя прекрасные зеленые глаза и уложенные в элегантную прическу темно-рыжие волосы. Глубина декольте была, несомненно, тщательно выверена, чтобы и мужскому глазу было за что зацепиться, и простор для нетерпеливой фантазии оставался.
Фиса, полностью одетая, причесанная,