Иудейская богиня. Серия «Писатели Израиля». Леонид Финкель

      Пусть простит меня читатель за слишком длинную выдержку из ее воспоминаний. Здесь грех что-то придумывать, а напомнить надо, хотя почти любой из нас знает все произошедшее тогда наизусть. Многие фотографировали ту новогоднюю толпу. Фотографию размножили в сотнях экземпляров. Брали свое изображение в кружок, вообще как-то выделяли. Уже в Израиле репатрианты из России показывали Голде эту фотографию. Гордились ею. Автором знаменитого снимка был восемнадцатилетний Давид Хавкин. В своих позднейших воспоминаниях он писал:

      «Фотографировать было не трудно. Сложнее распространить фотографию, ведь распространение – это самое страшное преступление по советским законам.

      Возле синагоги всегда стояли свахи, торгаши и прочие. Я выбрал одного торгаша, заинтересовал низкой ценой, и он согласился. Подготовил первую пачку фотографий, принес ему, и они разошлись как семечки…

      Самым знаменательным для меня был тот день, когда пришел отец, созвал семью и показал нам эту фотографию, которую он приобрел около синагоги. Никто не знал, что я сделал этот снимок, и это был один из самых радостных дней моей жизни» (Феликс Кандель, «Книга времен и событий», т.6, «Гешарим», Иерусалим-Москва, 2007, с.129)

      В 1948 году в СССР в советской печати была опубликована и фотография вручения Голдой верительных грамот. Пожелтевшую от времени газету не раз встречал в Израиле. Сохранили. Значит, было особенно дорого…

      Но вот страницы, в которых Голда описывает тот день: «…улица перед синагогой была неузнаваема. Она была забита народом. Тут были люди всех поколений: и офицеры Красной Армии, и солдаты, и подростки, и младенцы на руках у родителей. Обычно по праздникам в синагогу приходило примерно сто-двести человек – тут же нас ожидала пятидесятитысячная толпа. В первую минуту я не могла понять, что происходит и даже – кто они такие. Но потом я поняла. Они пришли – добрые, храбрые евреи, пришли, чтобы быть с нами, пришли продемонстрировать свое чувство принадлежности и отпраздновать создание государства Израиль. Через несколько секунд, они обступили меня, чуть не раздавили, чуть не подняли на руках, снова и снова называя меня по имени. Наконец, они расступились, чтоб я могла войти в синагогу, но и там продолжалась демонстрация. То и дело кто-нибудь на галерее для женщин подходил ко мне, касался моей руки, трогал или даже целовал мое платье. Без парадов, без речей, фактически – без слов евреи Москвы выразили свое глубокое стремление, свою потребность участвовать в чуде создания еврейского государства, и я была для них символом этого государства. Я не могла ни говорить, ни улыбнуться, ни даже помахать рукой. Я сидела неподвижно, как каменная под тысячами устремленных на меня взглядов…

      Служба закончилась, и я поднялась, чтоб уйти, – но двигаться мне было трудно… Такой океан любви обрушился на меня, что мне стало