Где похоронены ангелы? Повесть. Роман Кулиев
сухо обрадовался я – где пропадал?
– Да завели меня к пекарям. Стоял между ними, не дай Господь никому… воняют, как свиньи потные, ей Богу, говорю! А баба, булочница, широкая, как три с четвертью коровы!
– Ужас какой – усмехнулся я, смотря на стоящего… дрожащего в ногах осужденного.
– Не говори! Радость, что не мычит. Что бы я еще раз, да стоял с пекарями, кто там еще потеет? Кузнецами! Я все выкрики орал с зажимая пальцами нос – он забавно продемонстрировал это и перевел взгляд на изгнаника.
«Нет ничего страшнее изгнания!» – прошептал кто-то из рядом стоящих, тоже самое подхватил еще кто-то из впередисидящих. Снова услышал эту реплику от старухи с лева и за тем повторил ее сам.
За мной ее сказал Виктор.
Вышел человек в рясе с пергаментом в руках, сложенным на пополам и развернув его начал читать:
– Этот человек обвиняется в страшном притуплении! (пауза) Измене Богу! – публика злобно загудела – Страшное преступление! Он будет изгнан! Изгнан!
– Знаю его, общался с прокурором – хвастливо протянул Виктор – дело гиблое было, за один порок двойное клеймо, представляешь? И сразу… за стену… – сказал он будто вспомнив, что сам оказался когда-то на волоске от таковой участи.
– Так статья соответствующая! – ответил я – чего ты хотел то?
– Да ничего я не хотел.
– А что, кстати, он сделал? – спросил я. Речь священника ушла на второй план и его голос раздавался лишь невнятным гулом.
– Страшное дело. Он хотел притронуться к коляске… к той самой коляске на старой площади, как тебе такое?
Мое тело охватил жар. Нет, холод! Или жар? Понять я не мог, но было ужасно.Рукой я схватил грудь жилета и дрожащей кистью оттянул ткань от тела… голова погрузилась в туман, к горлу подобралась тошнота. Ноги меня перестали держать и я свалился между Виктором и старухой. Люди образовали вокруг меня некий круг, кто-то подбежал и попытался поднять, один господин истерично забрызгал лицо святой водой из фляжки и всякий шум превратился в в несвязоное густое эхо…
***
Открыв глаза я чувствовал себя прекрасно, более того не было не тревоги, ни какого либо беспокойства. Приподняв голову я провел взглядом по белой палате, в которой я находился и осознал что лежу я не на кровати, как другие шестеро господ, а на полу. Подушкой служило свернутое полотенце с дырками и простертыми от времени плешнями, одеяла вовсе не было. Я был раздет до майки и плавок, в палате было холодно и что бы укрыться я развернул полтенце и подобно кокону укутался в нем.
Положив голову на голый матрац и подтянув край одеяло к переносице, подобно шелковому шарфу я бездумно уставился в потолок. Белый, с трещинами и невзрачной гладкостью. Он напоминал мрамор.
– Это тебе стало плохо на Богослужении? – спросил охрипший голос с кровати в углу. Я поднял глаза в сторону голоса и увидел старый с трудом дышащий «мешок с костями», одетый в синюю пижаму.
– Это вы мне? – спросил