История Сэмюэля Титмарша и знаменитого бриллианта Хоггарти. Уильям Теккерей

      – Вы кончили, сэр? – вне себя от ярости спросил мистер Престон. – Если это все, не соизволите ли вы покинуть мой дом, или вы предпочтете, чтобы вас выставили за дверь мои слуги? Выставьте этого малого! Слышите! – Тут он оттолкнул меня и в бешенстве удалился.

      – Экий сквернавец твой муженек, экий изверг! – сказала леди Бум, ухватив старшую внучку за локоть. – Терпеть его не могу. Идемте скорее, не то обед простынет.

      И, не прибавив более ни слова, она потащила леди Джейн прочь. Но эта добрая душа сделала шаг в мою сторону и, бледная, вся дрожа, сказала:

      – Не гневайтесь, прошу вас, мистер Титмарш, и прошу вас, забудьте все, что здесь произошло, ибо, поверьте, мне очень-очень…

      Что «очень-очень» – я так никогда и не узнал, ибо тут глаза бедняжки наполнились слезами, и леди Бум, закричавши: «Вот еще! Чтоб я этого не видела», – потащила ее за рукав вверх по лестнице. Но леди Фанни храбро подошла ко мне, своей маленькой ручкой изо всех сил стиснула мою руку и так мило сказала: «До свидания, дорогой мистер Титмарш», – что, вот не сойти мне с этого места, я покраснел до ушей и весь затрепетал.

      Едва она ушла, я живо нахлобучил шляпу и вышел из дверей, чувствуя себя гордым, как павлин, и храбрым, как лев, и одного мне хотелось, чтобы который-нибудь из этих спесивых, ухмыляющихся лакеев позволил бы себе малейшую неучтивость, тогда бы я с наслаждением влепил ему оплеуху да велел бы нижайше кланяться хозяину. Но ни один из них не доставил мне этого удовольствия; и я ушел и мирно пообедал тушеной бараниной с репой у себя дома в обществе Гаса Хоскинса.

      Я не счел приличным рассказывать Гасу (который, между нами говоря, весьма любопытен и большой охотник посплетничать) подробности семейной размолвки, коей я был причиной и свидетелем, и лишь сказал, что старая леди («Они пэры Бум, – ввернул Гас. – Я сразу пошел и поглядел в книге пэров»), что старая леди оказалась мне родней и пригласила меня прокатиться по Парку. На завтра мы, как обыкновенно, отправились в должность, и уж, можете быть уверены, Хоскинс рассказал там все, что произошло накануне, да еще порядком присочинил; и странное дело, хотя случай этот как будто ничуть не заставил меня возгордиться, скажу по совести, мне все же льстило, что наши джентльмены кое-что прослышали об этом моем приключении.

      Но вообразите, как я был изумлен, воротившись ввечеру домой, когда, едва увидев меня, моя квартирная хозяйка миссис Стоукс, ее дочь мисс Селина и ее сын Боб (юный бездельник, который дни напролет играл в камешки на ступенях церкви св. Бригитты на Солсбери-сквер), все они торопливо кинулись вперед меня по лестнице на третий этаж и прямиком в наши комнаты, где посреди етола, между наших флейт, с одной стороны, и моего альбома, Гасова «Дон-Жуана» и Книги пэров с другой, я увидел вот что: