Мой друг Вовка Кораблёв. Повесть. Олег Копытов
губами и густой чернотой вокруг глаз. Правда, на мой вкус, она носила безвкусную серо-зеленую юбку из тяжеловатой ткани, и ноги ее оставляли желать лучшего… Хотя, в принципе, сегодня, когда мне… ну еще не 62, но уже и не 40, – я Абрама Моисеевича понимаю, но тогда мы, первопроходцы прилагаемых обстоятельств и первостроители мизансцен, блондиночку возненавидели, обозвали, как в таких случаях водится, Белобрысой, и стали искать пути, как её из театра шугнуть. Как только пришла эта куколка, Абрам Моисеевич стал на одном пространстве с ней смешон, становился всё смешнее, на глазах терял свой авторитет в наших глазах – когда, словно мальчишка, вился львиную долю репетиционного времени вокруг Белобрысой, теплея своими маленькими глазками, но не видя того, что она совершенно деревянно произносит текст, а не играет роль, и этого никогда ничем не исправишь. Мы всё сильнее тщились Белобрысую из театра выпроводить. Но нам в голову лезли не планы, а только самые глупые фантазии, например, как мы, однажды оставшись после репетиции, напоим ее водкой от пяток до самых перекрашенных губ… не помню, что потом мы с ней сделать хотели… Как мы разыграем на репетициях сложную интригу ложного, тяжеловесного партнерства, и Абрам Моисеевич, наконец, рассмотрит бесталанность Белобрысой, вообще-то видную невооруженным глазом… Володя Никульков, со свойственным ему темпераментом, вообще пошел далеко и сказал: «Так! Есть одни ребята, очень конкретные ребята, они таких ставят возле стены, где уже нарисованы бубны, пики, червы и крести, и фотают голых… – Ага! Не забудьте хотя бы эсесовскую пилотку на нее надеть, – сказал Коля. – Не надо ничего, я с ней просто поговорю, объясню»… Коля дождался момента, когда Абрам Моисеевич на репетиции всё же подкрикнул на Блонди (хотя я бы так сказал: подвизгнул), пошел Коля её провожать и, видимо, действительно хорошо и правильно с ней поговорил. На наших репетициях она больше не появлялась. Абрам Моисеевич грустил, конечно, но недолго… Кстати, к Коле тоже приставили конкурента, но кроме того, что Коля инженер, а конкурент был фрезеровщиком (не забыли еще о правильных классовых раскладах в СССР?), других преимуществ у конкурента не было и быть не могло… И только абсолютный паритет и все тяжелее день ото дня вопрос был у нас с Вовкой Кораблевым, – всё-таки кому из нас играть на премьере Данилу, кого из нас выберет Абрам Моисеевич?… Но, как ни странно, именно в это время мы с Вовкой достаточно сблизились… То ли у Тольского и Калинина было всё меньше времени на Вовку, а, как я понял со временем, Вовка – из тех людей, кому обязательно, постоянно, близко – всегда нужен кто-то. Да! Прежде всего – для того, чтобы рассказывать и рассказывать о себе. О себе целиком, но пуще – о своих деталях, детальках, чертах и черточках. Но еще и делиться… Чем? А вот хотя бы тем, как необыкновенно, как здорово, как полевые цветы, пахнут страницы только что добытого с огромным трудом, свежего, еще никем другим не заласканного