Сирень. Избранное 2014—2016. Феликс Чечик

      Ничего не вижу из-за тумана.

      Подойду поближе – папа и мама.

      Как на старом фото стоят в обнимку,

      но не я, а кто-то глядит сквозь дымку.

      На отца здорового и молодого,

      не мигая, снова глядит и снова.

      И на мать – красивую в новом платье…

      Но туман, – не синий, укрыл объятье.

      Навсегда исчезли под пеленою.

      И разверзлась бездна, и стала мною.

      Я заплачу неустойку,

      я рассчитаюсь сполна.

      На разноцветную сойку

      дай посмотреть из окна.

      Дай на неё заглядеться

      только на четверть часа.

      И не вернуться из детства

      чистого, как небеса.

      О чём, как не об этом,

      писать издалека:

      о смерти вечным летом

      и жизни мотылька.

      Всё остальное – только —

      сопутствующий фон,

      но бесконечно долго

      не исчезает он.

      я не был никогда

      поэтом молодым

      бурлящим как вода

      и лёгким словно дым

      я сразу в старики

      попал как в переплёт

      сижу возле реки

      и превращаюсь в лёд

      1.

      Незнания тяжёлый дым,

      как тучи зимние – клубами.

      Над математикой сидим,

      соприкасаясь головами.

      А до контрольной два часа,

      и нету шанса никакого

      рассеять эти небеса,

      чтоб солнце выглянуло снова.

      На пару с другом, – друг и я,

      а против нас весь мир, конечно;

      злорадствуют учителя

      и плачут мамы безутешно.

      Но выход есть, – и не впервой:

      порвать дневник и сжечь тетрадку,

      и с углового головой

      забить победный гол в «девятку».

      2.

      Я учился, влюблялся, дружил, —

      я был счастлив, как не был ни разу:

      посреди разорённых могил,

      но невидимых сердцу и глазу.

      Что ты скажешь теперь, балабол?

      Теплотрасса нуждалась в ремонте!

      С пацанами играли в футбол

      черепами Рахели и Моти.

      И пока не ударил мороз

      мы играли на улице нашей:

      черепами Исаков и Роз,

      черепами Дебор и Менашей.

      Я стоял на воротах. Я был

      вратарём, подающим надежды.

      Я учился, влюблялся, дружил.

      Я был счастлив. Закройте мне вежды.

      3.

      Наплевав на урок и отметки,

      резче ветра и хлеще дождя,

      возвращается из кругосветки,

      даже из дому не выходя.

      Возвращается, чтобы в который

      раз опять умирать от тоски,

      и смотреть из окна на заторы

      ледяные, и плыть у доски.

      С опозданием на

      две, –