Невеста на час. Людмила Толмачева
это совместимо с врачебной этикой?
– Если это было именно так, как ты описала, то, конечно, несовместимо. Но ведь у вас до сих пор были нормальные отношения. За пятнадцать лет ты ни разу не обмолвилась об изменах. Значит, появились серьезные причины для этого…
– О чем вы говорите? Какие причины? Единственная причина – мой возраст! Его банально потянуло на молоденьких девиц! Сексуально распущенных, с крепкими задницами и прочими достоинствами, которых не хватает мне. Я не умею так вульгарно хихикать, так распущенно вилять бедрами…
– Погоди, Светлана, успокойся, прошу тебя! По твоим словам выходит, что Филипп – отъявленный негодяй и развратник. Но ведь я его тоже знаю. И не хуже тебя. Не забывай, он мой сын.
– И поэтому вам не понять меня! Если бы я пожаловалась родной матери, она бы постаралась вникнуть, она бы поверила мне. А вы… А вам…
И вновь слезы душили ее, не давая говорить. Кусая губы, она отвернулась к окну, за которым цвел и благоухал молодой июнь. Но несчастной женщине было не до лирики. Ее сердце изнывало невыносимой болью, и никто на свете не мог и не желал унять эту боль. От этого одиночества на душе было еще горше, еще тяжелее.
– Вот что, Света, не будем делать скоропалительных выводов, – неожиданно заговорила Ангелина Юрьевна. – Как говорится, поживем-увидим. В семейных делах нельзя однозначно судить: кто прав, а кто виноват. Скорей, оба виноваты. Подождем Филиппа. Я думаю, он обязательно приедет. Здесь все-таки две его женщины, вернее, три. Встретитесь, в глаза посмотрите, может, и простите друг другу. А пока живи у меня. Сколько надо, столько и живи. Места на всех хватит.
После неприятного разговора Ангелина Юрьевна ушла в свою комнату и включила телевизор, звучавший чересчур громко, – по всей вероятности, со слухом у нее были проблемы, а Светлана прильнула к кухонному окну.
С третьего этажа обзор был отличным. Двор, такой же старый, как и дом, был похож на многие дворы провинциальных городков: сломанные скамейки, залатанный асфальт тротуара, ржавые грибки детской площадки да пыльные кусты акации в заросших дикой травой палисадниках.
С грустной улыбкой Светлана отметила про себя, что ее новый образ жизни можно назвать «оконносозерцательным». Она привязана к окну, как часовой к посту, и ничто не может отвлечь ее от нового занятия: ни книги, ни кино, ни досужие разговоры. Все, что когда-то представляло интерес, померкло, потеряло вкус и актуальность.
На этот раз ее наблюдения не были праздными – Светлана ждала прихода дочери. Нервничала, бросала короткий взгляд на часы и вновь всматривалась в глубину двора, откуда, по ее мнению, должна появиться ее девочка.
Когда терпение окончательно лопнуло, на горизонте показались две девичьи фигурки – Яна с подружкой шли под руку, поминутно оглядываясь и прыская от смеха. За ними следовали два парня: один – длинный, немного нескладный, в короткой пестрой рубашке навыпуск, другой – пониже, коренастый, в темной футболке.
Спрятавшись за складками шторы, чтобы ее не заметили с улицы, Светлана с замиранием сердца