Последний июль декабря. Наталья Нечаева
нужной странице, а я просто читаю. У тебя так бывает?
– Только после грибов.
– Каких грибов?
– Псилоцибидных.
– Что это такое?
– Темнота! Галлюциногены. Хоть про это слышала?
– Ты же говорил, что не употребляешь наркотиков!
– Это не наркотики. Народное средство. Шаманы им пользуются, чтоб в тайны прошлого и будущего проникнуть. Кстати, Питер – одно из немногих мест, где такие грибочки плодятся. В Москве твоей есть? Нету. А у нас – сколько хочешь. Природа постаралась, чтобы мы в тайны мироздания проникали. Друг на даче насобирал, насушил особым образом, потом вытяжку сделал по науке.
– И что?
– То самое. Употребишь, сколько положено, и жди.
– Чего?
– Изменения сознания.
– Это же опасно…
– Кто сказал? Лежишь и смотришь кино. По собственному выбору. Загадываешь, что хочешь оказаться в восемнадцатом веке…
– Почему в восемнадцатом?
– К примеру. Мы ж с Медного всадника разговор начали, а его когда открыли?
– К столетию царствования Петра, в 1782…
Туман опустился еще ниже и отсек у всадника голову. Теперь мощный торс заканчивался широкими плечами, каких Петр никогда не имел при жизни.
Вот ты какой, Всадник без головы, – поежилась от внезапной жути Юля. – А в кино совсем по-другому. Интересно, Майн Рид сам это видел или рассказал кто?
– Как мы этот пожар готовили! Вроде все учли! А про человеческий фактор забыли.
Ромин голос доносится снизу от самой земли и звучит странно – скрипуче и глухо. Сам Рома – Юля едва находит его глазами средь мути желтых хлопьев – резко уменьшился в росте, будто врос в мостовую, скрючился и напоминает теперь жалкого ветхого старикашку с непропорционально большой бородатой головой и свисающими до щиколоток руками-клешнями. Это неожиданное превращение Юлю ничуть не удивляет – туман. Он коверкает и морочит, делая из красавцев уродов и наоборот. Дурачит чехардой света и теней, выставляет белое черным, оборачивает любовь отвращением, а ненависть – страстью. Она это знает. И ни за что не поддастся обольщению.
– Ты про какой пожар говоришь?
– Да про тот, когда Всадник головы лишился…
Языки яркого пламени видели даже рабочие на нижней Глухой протоке.
– Пожар! – прокатилось по сонной Кривуше.
Взбаламученная криком илистая вода понесла тревогу влево и вправо, выплеснула в Мойку, докатила до верхней Глухой протоки, взбередила Фонтанную. Работы на Екатерининском канале встали.
– Чего горит?
– Вроде Зимний дворец.
– Какой дворец, его ж по досочке разобрали! Такую красоту споганили!
Временный деревянный Зимний дворец, построенный Растрелли для Елизаветы Петровны, и впрямь был разобран несколько лет назад. Екатерина, вступив на трон, не хотела памяти о месте, где приносил присягу гвардии ее царственный супруг, наследник российского престола