Собрание сочинений в двух томах. Том I. Валентин Николаев
потом», – говорил он себе, и катер его летел навстречу раскрывающимся берегам. Он так ненасытно рвался вперед потому, что выстраданное нынешнее плаванье не принесло ему пока той знакомой до ликования радости, былого насыщения жизнью: что-то сдвинулось нынче в его душевном равновесии, он не хотел верить, что это навсегда, надеялся, что пройдет, стоит только забраться в самые верховья.
Река жила обычной навигационной жизнью, и все работавшие на ней люди были уже невидимо связаны меж собой многими нитями общего большого дела. Захлестывали эти нити постепенно и Стрежнева, но он из пока не ощущал: был занят собой. Он не знал, что мантуровский диспетчер давно уже позвонил на верховое плотбище, сообщая, что идет к ним на подмогу «девятка» с опытным капитаном… И там уже высчитывали время, кубометры, погоду – там с нетерпением ждали его, мысленно уже любили, как легко доставшуюся нечаянную подмогу… Но ничего не знали ни о его жизни, ни о его нынешней весне.
Не убежит река
Памяти брата Николая Николаева – судоводителя
Шкипер – командир несамоходного речного судна.
Любого человека на реке понять можно, шкипера – никогда. Шкипер – человек особенный. Реку, посудину свою любит так, будто кто шепнул ему в тайный час на ушко: «Пусть ты любишь жену, мать, детей своих… Но реку будешь любить больше. Иди, иди к ней – и заберет она тебя, голубчика, всего целиком… И будешь ты у нее верный счастливый раб». Никому ни в чем он не подражает: ни капитанам, ни механикам, ни своему брату шкиперу. Учиться – учится у всех, а подражать – боже упаси! Во всем он сам себе голова. Баржу свою и на час не доверит никому. Смотришь, бежит из столовой и жует на ходу, будто горит у него там на барже. А прибежит, усядется и до вечера «пальцем о палец не колонет».
Или другой пример. На собрании. Все уже сидят по местам, ждут, а шкипер стоит в дверях – одна нога здесь, другая там – докуривает свою «последнюю», уже третью по счету папиросу. В лучшем случае сидит прямо на полу – опять же поближе к двери.
– Что ты, Матвеич, садись поудобнее, – скажешь ему.
– Некогда, некогда… На судно надо бежать, – отвечает он в озабоченности.
– Да что у тебя на судне-то, котел или двигатель!
– А мало ли что? Без присмотра нельзя, – ничуть не смутившись, стоит на своем шкипер.
А потом дня три «гудит» на берегу, о посудине своей и не заикнется. Но зайди к нему на палубу и оброни мимоходом хоть спичку или бумажку малую, он тут же не преминет упрекнуть тебя: «Ты мне на палубе не сори!» – и обязательно служебным голосом, и обязательно во всеуслышание. Тотчас возьмет метлу и принародно решительно сошвырнет оброненную малость за борт. А рядом кучу своего мусора в упор не видит, будто бережет ее как невиданную драгоценность. И так во всем. И никогда нельзя угадать, чем шкипер живет, что у него на уме.
Никакой специальной школы шкипер не проходит, образование у него случайное, как правило,