Не конец…. Алёна Левич
дали мне гордое прозвище – «Атаманша».
Во втором классе – перевод в другую школу.
Уже сложнее. Первый раз – во второй класс, в новый класс да с расквашенным лицом. Вид – многообещающий. Однако приняли радушно, вероятно, потому что на шесть девчонок, вместе со мной, в наличии имелось двенадцать ребят. Но моя жизнь давно встала на рельсы постоянной занятости, и в школу я попадала нечасто. Учила все на ходу между репетициями, соревнованиями, сборами.
Вдруг очнувшись в средней школе, когда наши классы начали делить на физмат и гуманитарный, с ужасом обнаружила, что меня отправили в физмат. Это и заострило мое внимание, немного выбив из колеи привычной до автоматизма жизни. Ведь почти все мои «друзья» остались в Гуманитарном…
Пятый класс.
Опять новое общество. Ну, что поделать… Количество девиц превосходило мальчишек в два раза. Дети делились на кружки, кучки. Как-то я ни в один из этих кружков не вложилась. Да и времени особо не было… желания тоже – это первое, что тут же всех начало бесить. Второе, что не перенесли мои одноклассники – меня не задевает, что их бесит моя независимость. Если я с кем-то и общалась, то только с ребятами из гуманитарного, мы зажигательно били стекла в кабинете директора, гоняли на скейтах по школе, рисовали на стенах. Третьим пунктом в меню обозначилось то, что, не прилагая усилий, я хорошо учусь и знаю больше, чем другие. Добили несчастных мои разъезды по заграницам, выступления на различных значимых площадках, таких как «Кремлевский Дворец Съездов»,[5] общение со «звездами» и прочее. Откуда только бралась вся эта информация… Честное слово – им бы в разведке служить. Класс делал совершенно разные предположения, почему я везде успеваю, однако, самое обидное, что меня все-таки вывело из себя – это «За тебя все делает мама».
В определенный момент сдерживать эмоции не осталось никаких сил… Закончилось практически так же, как с воспитательницей из детского сада… Плохо – знаю.
Моя ненависть крепла, срывы становились чаще, кому-то нашептала с лестницы упасть, и он упал. Меня боялись. Говорили, мол, я – колдунья или что-то в этом роде. Но мне было все равно. Я от этого получала своеобразное удовольствие.
Мама случайно узнала о моей школьной репутации, вызвала на разговор. Он длился долго. Осталось непонятым, почему я не могу им ответить… Правда, я четко и ясно усвоила, что выставлять себя напоказ не стоит. Так как от этого зависит тайна всех нам подобных существ. Трудно смириться, что обладая таким «могуществом», я не могу никому дать отпор. Но я должна была оградить тех, кого люблю, от неразумных нападок, поэтому приходилось сдерживаться.
По ночам начали посещать кошмары от нерастраченной энергии и ненависти, копившейся где-то в глубине души, поэтому я перестала спать вообще.
Единственное, за что я цеплялась, это – моя мама. Живой пример твердости, стойкости. Я редко ей говорила о том, что меня мучает. Потому что хотела защитить ее ото всего. Ведь никто не может защитить
Государственный кремлевский дворец